Во двор влетела «тревожная группа», раздалась команда:

– Всем лечь, за неповиновение расстрел на месте!!!!

Петька, не раздумывая и не обращая внимания на толпу и команды, подлетел на коне к разбитому окну и, крикнув на всякий случай: – Женька, это я, не стреляй!! – перекатом влетел через окно в дом и покатился по полу.

В простенке между окнами стояла бледная Женька, держа что-то в окровавленной правой руке.

– Петя… Петя… Я испугалась… я так ждала тебя… Ты все не ехал и не ехал… Я боялась не удержать…

– Спокойно, все в порядке, где дети?

– Под кроватью… Целые, – она мотнула головой в угол.

Петька рванул в сторону от стены металлическую кровать с панцирной сеткой. Взвизгнула Нилочка. Он с трудом приподнял одеяло, которое она, подвернув под себя, держала изо всех сил, обняв и укрыв брата. Дочка смотрела на него не мигая, а Вовка заткнул уши, зажмурил глаза и тихонько подвывал от страха.

– Слава богу, – вырвалось у Петьки, и он инстинктивно трижды перекрестился. – Слава богу, – повторил. Потом развернулся к Женьке:

– Спасибо, спасибо, родная, детей спасла, сама жива осталась… Герой ты мой…

Женька дернулась в сторону:

– Уведи детей подальше, срочно, – вдруг произнесла своим обычным голосом.

– Что случилось? Успокойся!!! Наши всех повязали – чего ты??? – не понял Петька.

– Уведи!! – И Женька подняла на уровень его глаз окровавленную правую руку с намертво зажатой в ней гранатой. Предохранительной чеки на ней не было…

– Я руки не чувствую давно, могу выронить и не заметить…

Петька метнулся к окну:

– Сержант, ко мне! Держи! – и прямо через подоконник передал ему детей.

В секунду зажал Женькину руку в своей лапище, прижал к себе и поцеловал:

– Ваше приказание выполнено, Евгения Ивановна, – намеренно бодрым тоном шутливо отрапортовал он, стараясь разрядить обстановку, и тут же, без перерыва: – Где кольцо???

– Не знаю…

– Было два взрыва! Я слышал!! Это значит, где-то здесь должно быть минимум три кольца! Вспоминай, где стояла, как двигалась!!!

– Я не помню-у-у-у-у-у! – вдруг заплакала Женька.

– Без истерик!! – мертвым голосом прошипел Петька. – Соберись!!! Вспоминай!!! – и тут он увидел предохранительную чеку под окном.

– Так… это… Женька, растяпа! Ну вон же она, под окном!..

Через время Петька с большим трудом смог разжать сведенные судорогой пальцы Женьки и вынуть уже обезвреженную гранату. Вывинтив взрыватель, он положил ее себе в карман:

– Так, что с рукой? Дай посмотрю, – приказал.

– Все нормально, – отозвалась Женька.

– А откуда столько крови?

– Это его кровь, – она указала на оконный проем, где до сих пор безжизненно висел, касаясь окровавленной головой пола, тот здоровенный парень, которого Петька увидел, когда влетел во двор.

– Петечка… я его убила?? Да??? Убила??? – Женька начала мелко трястись.

Мужик так и висел – половина в доме, а ноги – на улице.

Петька пощупал пульс:

– Да живой он… урод… А ну пошел вон, – одним движением он перекинул беспамятное тело в сад.

– Зачем же так, а если убьется? – неожиданно укоризненно сказала Женька.

– Не убьется… а если убьется, ну так туда ему и дорога, – сплюнул сверху на тело Петька. – Он бы тебя не пожалел, – вздохнул.

Ступив шаг назад, Косько задел ногой что-то необычное… Под окном лежали три гранаты со вставленными запалами…

– Это что такое?! Откуда??! – только и успел спросить он.

– Оттуда, – успела ответить Женька и тут ее накрыло…

Рыданиям ее, казалось, не будет конца.

Но плакать она смогла не долго, потому что за стеной раздались шаги, и, деликатно постучав в наличник открытой двери, не заходя в комнату, сержант попросил:

– Товарищ лейтенант, заберите деток, мне ж пора, надо ж задержанных оформить, тела опознать и заактировать…

Петька вышел в прихожую и открыл дверь:

– Много убитых? – спросил шепотом.

Сержант кивнул и, не выпуская из правой руки винтовки, трижды сжал и разжал ладонь.

– Пятнадцать, – понял Петька. – А раненых?

– Больше двадцати, но могли и сбежать. Тяжелых уже в больницу повезли, я наряд выставил у входа, но надо людей добавить, здание ж одноэтажное – не уследим, еще разбегутся.

– Не разбегутся… – хмыкнул Косько. – Ты, это, возьмите караульный взвод, свободных конвоиров, вызывайте участковых, если надо, попросим помощи у пограничников и военных… – Сержант изумленно посмотрел на своего начальника.

– Поставьте людей внутри и снаружи здания, перекройте все подходы к окнам и дверям, в каждую палату своего человека, – продолжал Петька. – Как только врач закончит осмотр – сразу начинать допрос. Допросить жестко! Если не получится, немедленно прислать нарочного за мной, я сам проведу дознание!

Сержант слушал, кивал после каждого слова, но не узнавал своего прежнего командира – теперь это был совершенно другой человек – жесткий, предельно собранный, и говорил он совершенно иначе…

Вернувшись в комнату, Петька промыл руку Жене, осмотрел ее и детей, не нашел никаких ран, ничего даже подобного, и бодро, как ни в чем не бывало, сказал:

– Жена, а кормить мужа будешь?

И тут Женька снова зарыдала в голос и попыталась его ударить своим скрюченным от спазма кулачком-клешней:

– Зараза! Я чуть не сдохла от ужаса!!! Ненавижу! Ненавижу!

Петька сгреб ее в охапку и держал мертво, пока она не затихла, Нилочка, рыдая, тоже обхватила их обоих за ноги и уткнулась мокрым носом в отцовское колено. Когда все успокоились, Женька поднесла Петьке к лицу правую спазмированную руку, которая так и не разжалась, и покачала укоризненно головой:

– Зачем издеваешься? Помоги лучше…

– С радостью! – откликнулся Петька. – Пошли на кухню, заодно расскажешь мне кой-чего…

– Чего рассказывать? – Женя сделал вид, что не поняла вопроса.

– Да про гранаты… – не стал увиливать Косько. – Я тебе оставил одну, да еще та, что военком подарил. Взрыва было два, плюс вот эта штучка, – он достал из кармана гранату со следами крови, – кстати, а кто этому облому голову разбил? Ты? Вот этим? – Он снова показал гранату… – Зачем??? У тебя же браунинг был в руке…

– Ну да… не сообразила… Я не заметила, как он забрался на подоконник, увидела, что тянется к гранатам, и, перепугавшись, несколько раз ударила его по затылку… У него там что-то хрустнуло… – У Женьки снова искривились и затряслись губы, все предвещало вторую волну истерики…