Да, давно это было. С тех пор немало воды утекло и многих из тех, кто любил и жалел его, уже и на свете-то нет. Оттого и это холодное чувство одиночества в душе. Оттого и мысли его нет-нет да возвращаются к Нине – единственному человеку на земле, кто любит его и ждет.

Какие же все-таки это проникновенные строки! Такое мог написать только фронтовик, который знает, что такое разлука с любимой женщиной.

«Жди меня, дорогая моя Ниночка, и я обязательно вернусь…» Жаков был далеко не сентиментальным человеком – какие, к черту, слюни, когда его первыми учителями были не высокообразованные и вежливые классные дамы, а улица – жестокая, бескомпромиссная! – однако случались минуты, когда и ему хотелось человеческого тепла.

…А в житомирском детском доме Алексей пробыл тогда ровно год. Голод в Поволжье закончился, и детей стали отправлять домой. У кого не было родителей, тех поместили в детдом на станции Бузулук. Жаков помнит, как они, детдомовцы, мечтали, чтобы кто-то из родных приехал и забрал их отсюда. К каждому шагу за окном прислушивались – а вдруг?..

За кем-то приезжали, но только не за Лешкой. Правда, года через два его навестил брат Александр. Потом он уехал. Через два года снова появился. «Домой поедешь?» – спросил. «Поеду, братуха! Конечно, поеду!..» – обрадовался Лешка.

Приехали в Кураповку. К тому времени братья завели жен и разъехались. Иван женился на дочери богатого кузнеца и оставил дом Александру. «Брось ты эту завалюху, – сказал ему тесть. – Я тебе, Ваня, такой дом отгрохаю – закачаешься!..» А что ему? Деньги-то были… Потом, когда шло раскулачивание, кузнеца тоже было хотели прижать к ногтю, а тот: да я, дескать, свое добро собственными руками добыл. Пролетарий я – понятно? Его оставили в покое. Но, скорее всего, не потому, что он мог так складно говорить, а потому, что у его зятя Ивана дружок в сельсовете работал.

Александр тоже женился, только не на богатой, а на обыкновенной девке из батрацкой семьи, которую все звали Шуркой. Так и жили в нужде, так по бедам и ходили.

Чтобы не быть обузой в семье, Лешка стал пасти Санькиных овец и батрачить на кулаков. Те в сезон уборки хорошо кормили, даже сало давали, которое в бедных семьях сроду не водилось.

Может, потихоньку, сообща они бы и вылезли из нужды, но тут коллективизация… Вот она-то и не дала им развернуться. Снова голод вернулся в крестьянские дома. Не обошел он и семью Саньки Жакова.

Что делать? Чтобы избавиться от лишнего рта, решили отправить Лешку к сестре Марии в Ташкент, где она жила со своим мужем. Это была ее старая любовь – вместе в одной деревне выросли. Когда начался голод, тот уехал в Среднюю Азию, куда двинулось чуть ли не все Поволжье. Ташкент – город хлебный, говорили тогда, и ехали туда, чтобы выжить. Когда парень чуток обжился, он приехал за Марией и увез ее с собой. Хорошая у них получилась семья. Жили душа в душу. Одна беда – муж Марии туберкулезом страдал. Думали, пронесет, а он взял да помер.

…Тринадцать дней добирался Лешка с единственным рублем в кармане до Ташкента. И если бы не одна сердобольная тетка, он бы, наверное, с голоду помер. Заметив однажды, как тот исходил слюной при виде толстого куска сала на ее столе, она стала исподволь подкармливать его. Но и Лешка не остался в долгу. Бывало, остановится поезд на какой-нибудь станции, тот, подхватив со стола чайник, тут же бежал с ним на вокзал за кипятком. Потом они вместе пили морковный чай с вишневым вареньем.

Когда Лешка прибыл на место, то в кармане у него осталось не больше двадцати копеек. Как добраться до сестры, не знал. Стоял на вокзале и размышлял, как ему быть. Хотел нанять извозчика – денег не хватило. Стал умолять мужика – тот отмахнулся от него. Не повезу – и все тут.

Подошла какая-то женщина.

– Ты с поезда, сынок? – спросила.

– С поезда… – ответил Лешка.

– А откуда приехал?

– Из Самары.

Та всплеснула руками.

– Ишь ты, землячок! – И тут же: – Родных, поди, хочешь найти, а дороги не знаешь?.. Пойдем, – говорит, – я тебя провожу.

Идти пришлось не так чтобы долго.

– Вон видишь – дом на углу? – остановившись, спросила женщина. – Это и есть то, что тебе нужно…

Зашел он во двор и растерялся. Двор большой, а в нем несколько хибар. Попробуй догадайся, какая из них Машкина. Но тут вдруг в дверях одной из них появилась узбечка в пестром халате. Лешка к ней. Глядь, а это его сестра Мария!..

– Лешка, братик мой! Да откуда ж ты?..

Чтобы не сидеть на шее у сестры и ее мужа, Лешка стал подрабатывать подносчиком зелени и фруктов на городском рынке. Там и снюхался со шпаной. Это в основном были уже опытные карманники. Когда случалась хорошая добыча, они играли в карты на деньги. Лешке поначалу такая жизнь нравилась – ведь это тебе не тяжелые мешки с дынями таскать. Да и пацаны ему казались надежными и верными друзьями. Но постепенно он стал замечать, что те не такие уж надежные и верные, что живут они по самым настоящим волчьим законам. Однажды он проиграл пацанам все до копейки. Те потом купили хлеба и жрали его у него на глазах, а ему, бедному, даже крошки не досталось. «У, сволочи! – подумал Лешка. – А еще друзья называются». После этого он стал потихоньку отходить от них. За это ему не раз доставалось, но он уже решил, что с этим народом ему не по пути…

1

Два часа пролетели как один миг, однако, когда подошло время меняться, Алексей не стал никого будить. Козырева пожалел, потому что тот казался ему старым усталым человеком, ну а Жора, поди, еще не проспался. А коли он пьян, то какой же из него охранник?..

Алексей за эти годы научился управлять своей волей. Коль потребуется, он может и две, а то и три ночи не спать и при этом не будет ощущать себя сонной курицей. Самое главное – научиться мобилизовать свой организм, а все остальное приложится. Но для этого нужно обладать чувством ответственности. Отсюда все и идет. Если ты ответственный человек, ты сможешь собраться. И тогда ты не подведешь ни себя, ни товарищей…

Когда Жакову надоедало стоять у окна и смотреть в глухую пустоту ночи, он садился на откидное сиденье и закуривал. В тамбур выходить опасался – не дай бог, если в его отсутствие что-то приключится… Он доставал папиросу из портсигара, некоторое время задумчиво мял ее, а потом так же задумчиво совал в рот. При этом он чувствовал некоторую заторможенность в своих действиях. Но так всегда бывает ночью.

Несколько раз из купе, бурча что-то спросонья себе под нос, вылезал Козырев, чтобы сходить в туалет. То ли с мочевым пузырем у него было не все в порядке, то ли еще что, только лицо его было похоже на пасмурную погоду – все в тучах. Вернувшись из туалета и на ходу спросив, который час, он исчезал в купе, чтобы досмотреть прерванный сон. Жора же не вышел ни разу. Всю ночь он громко храпел на весь вагон, демонстрируя отменное здоровье.