воздержался: «Как еще ему понравится, черту чернобородому».

Громоздкая широкоплечая фигура Ли вырастала всегда неожиданно, и следовало быть настороже. Заложив руки за спину, боцман ступал по палубе твердо, раскорячив кривые ноги. Икры у него были сильные, толстые. Глаза боцмана бегали по сторонам, все замечая.

Егор, завидя боцмана, вбирал голову в плечи — побаивался его.

На клипере служило десятка три матросов. Люди это были разные, мало похожие друг на друга. Отпетых голов среди них была добрая половина. В команду клипера вербовались самые отчаянные, тертые судьбой-злодейкой парни, которым терять было нечего и податься, кроме клипера, было некуда. Репутация у некоторых была изрядно подмоченной, на другие корабли их не брали. Имелись среди них и такие, кто не поладил на берегу с хозяином фабрики или с полицией, были и отъявленные выпивохи, спустившие в портовых кабаках все, вплоть до нижнего белья, скандалисты, списанные за недисциплинированность с других кораблей.

Постоянный костяк на судне составляли около десятка матросов, которые плавали на нем уже не один год. Капитан дорожил ими, потому что на них можно было целиком положиться.

На клиперах всегда не хватало матросов. Этим и объясняется сравнительно легкий путь, каким попал сюда Егор.

С отпетыми головами Егору довелось вплотную познакомиться перед самым выходом в море.

Матросы возвращались с берега изрядно под хмельком. Многие сразу же завалились спать, а несколько человек сели играть в карты и кости. Такие игры были распространены на кораблях.

Егор тоже лег, но ему не спалось, и он стал смотреть на игроков. Двое сидели за столом друг против друга и по очереди бросали фишку. Проигравший выкладывал на стол мелкие монеты в общую кучку. Денег в «банке» все прибавлялось. Но вот игроки заспорили, стали браниться, вскочили из-за стола и взяли друг друга за грудки. Один был пожилой, с очень непривлекательным лицом какого-то темно-бурого цвета, с толстым сплюснутым носом и маленькими глазками под белесыми бровями. Его физиономия показалась Егору знакомой, и когда толстоносый повернулся к свету, он узнал его.

Это был моряк, который спал в ночлежном доме по соседству с Егором: он еще тогда сидел на койке и шарил по карманам, искал деньги. «Он, ей богу он! — подумал Егор. — Значит, тоже завербовался на клипер».

Другой был молодой, невысокий. У него длинное, какое-то лошадиное испитое лицо, темные, глубоко посаженные глаза горели злым огнем, а голос был тонкий, бабий. Толстоносый что-то басил хрипло, а молодой кричал визгливо, изо всей силы дергая его за ворот. Молодой перестал трясти своего партнера за воротник и, размахнувшись, ударил его по скуле. Толстоносый взревел и тотчас поддал здоровенным кулаком ему в челюсть. Молодой взмахнул руками, полетел назад, потеряв равновесие, прямо на койку Егора, которая была внизу. Егор, получив сильный тычок локтем, разозлился и, вскочив, приготовился защищаться. Но драчуны его не замечали, и опять сцепились так, что рубахи у них затрещали. Егор стал их разнимать.

— Перестаньте! Да перестаньте же! Вот придет боцман! — Он стал оттаскивать молодого в сторону, но тот вдруг резко повернулся и ударил его в грудь. Удар был несильный, однако Егора это взбесило, и он, недолго думая, стукнул молодого так, что тот, ударившись о кромку стола, свалился на палубу, но тотчас вскочил и пошел на Егора с кулаками. «Ах, черт! Зря я ввязался!» — запоздало мелькнуло в уме у Егора. А толстоносый, постояв с разинутым ртом, удивляясь тому, откуда взялся третий драчун, навалился на своего партнера, и, заломив ему руки, посадил на табурет.

На шум прибежал голубоглазый Фред, помощник боцмана. Егор метнулся к своей койке и лег. Фред с бранью стал награждать тех тумаками:

— Нажрались, дьяволы! В трюм захотели? — ревел Фред. Парень он был здоровенный, сильный, и игрокам, видимо, досталось от него как следует.

В трюме был темный вонючий отсек, нечто вроде карцера.

Фред, погрозив им от порога кулаком, вышел.

Егор лежал, разгоряченный и взволнованный, и клял себя за неосторожность: «Забыл пословицу: двое дерутся — третий не приставай!» Он почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся. Молодой, сидя на табурете, повернул к нему голову и сверлил его темным злым взглядом. По подбородку у него текла кровь. Егор, весь напружинясь, готовый вскочить с койки, молча выжидал, что будет дальше. Молодой сгреб со стола деньги, пошатываясь, пошел к бочонку с водой в углу кубрика, напился из кружки и смочил водой себе лицо. Толстоносый уже убрался на свою койку. Молодой моряк тоже побрел куда-то в дальний угол.

4

Егор уже порядком понахватался английских слов и мог теперь более или менее сносно разговаривать с матросами и боцманом. Впрочем с боцманом Ли и его помощником Фредом много говорить не приходилось, надо было только выполнять приказы: то-то сделай, то-то принеси, туда-то положи, того-то вызови к капитану. Распоряжения были краткими и точными. Чернобородый Ли иной раз добавлял к ним для украшения крепкое словцо, чтобы лучше «доходило».

Интереснее было говорить с соседями по кубрику или просто слушать, когда они что-нибудь рассказывали. Егор кое-что понимал, а о том, что было недоступно его пониманию, расспрашивал, и моряки ему все охотно объясняли.

Присматриваясь к моряцкой вольнице, Егор все больше убеждался в том, что матросы, за небольшими исключениями, народ добрый и честный. В команде, кроме англичан и ирландцев, были норвежцы, два негра, итальянец. Молодой, который дрался тогда с толстоносым, оказался испанцем. Был даже мулат, помощник кока — невысокий, толстый морячок с веселыми, всегда прищуренными глазами.

Толстоносый как-то подошел к Егору и сказал:

— А я тебя помню. Мы спали рядом в ночлежке.

— И я помню. Куда ты ушел?

— Деньги кончились, платить стало нечем. Я переспал на улице, а потом завербовался на клипер.

— Сказал бы мне, я бы заплатил.

— На чужой карман плохо рассчитывать, — угрюмо буркнул толстоносый. — Меня зовут Майкл Кэв.

— А меня Джордж Пойндексер.

— Зачем ты потерял свое имя? Ты ведь русский.

— Так пришлось. Капитан «Пассата» дал справку на английское имя…

Повнимательней присмотревшись к Майклу, Егор изменил свое мнение о нем. Наружность у него была не из приятных, но в общем это был человек довольно добродушный. Он подрался с испанцем по пьяному делу и потому, что тот полез на него. Характер у Майкла был вовсе не задиристый, а спокойный, мирный. Тем более, что теперь на корабле выпить было нечего. Небольшую порцию рома капитан разрешал выдавать только после шторма, когда моряки сильно уставали.

— Ты на каких кораблях плавал, кроме «Пассата»? — спросил Майкл.

— Больше