Приведем мнение человека, который оказался в самом центре битв этой войны — начальника личного секретариата М.С. Горбачева тов. В.И. Болдина. С глубоким сожалением он пишет, что «из некогда целостной системы партийного влияния были выбиты фундаментальные звенья. И вся многоэтажная постройка перекосилась и начала рушиться. Партия с прежней силой уже не могла влиять на дела в народном хозяйстве, гласность вывела из-под ее контроля средства массовой информации. Альтернативные выборы, по существу, привели к невозможности влиять на кадровую политику» [7. С. 209].

Итак запомним: из некогда целостной системы были выбиты фундаментальные звенья. Вот главное, что составляет сущность этой войны.

А ведь если бы коммунисты читали чуть повнимательнее классиков марксизма-ленинизма, они смогли бы выявить взаимосвязь между катастрофой первой из попыток создать социализм и организационными вопросами. В опубликованном черновике своего письма от 14 января 1872 г. Ф. Энгельс писал некоему адвокату из Турина Карло Терцаги: «Если бы в Парижской Коммуне было немного больше авторитета и централизации, она одержала бы победу над буржуа». Следующая фраза противоречит советской практике: «После победы мы можем организоваться как хотим» [6.09. С. 316]. Наконец, в чистовом варианте письма Энгельс окончательно ставит точку: «Именно недостаток централизации и авторитета стоил жизни Парижской Коммуне» [6.09. С. 317].

Критик еще не есть специалист в той или иной области. Поэтому воздержусь от каких бы то ни было рекомендаций, ибо, чтобы получить право давать советы, пришлось бы овладеть профессией управленческого консультанта в объеме полной компетенции.

Первое значительное мероприятие «эпохи Горбачева» в этом ряду — печально знаменитая «антиалкогольная кампания», помимо прочих (а именно человеческих) потерь унесшая с собой, по оценкам B.C. Павлова, 40 миллиардов бюджетных рублей. Дальнейшее наступление на экономическом фронте развивалось под диктатом «внешнеэкономической» мафии СССР. По ее воле было принято Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по совершенствованию управления внешнеэкономическим связями», опубликованное 19 августа 1986 г., согласно которому право самостоятельного ведения внешнеэкономической деятельности получили 20 министерств и 60 крупных предприятий. Постановлением от 1 января 1987 г. отменялась государственная монополия на внешнюю торговлю, в т. ч. на стратегические материалы, в получении которых был особо заинтересован Запад.

В условиях же разделения СССР экономическая война приобрела и свой специфический аспект. Тогда, как по команде, все союзные республики перестали отдавать ресурсы, в т. ч. и финансовые, в Центр. В то же время были сформулированы усугубившие развал взаимные претензии как на уровне союзных республик, так и по отношению к Центру: «В 1989 году дело дошло до того, что все входившие в СССР союзные республики составили «неопровержимые» расчеты того, что национальный доход, произведенный на их территории, вывозится в другие республики. Ни одна не получала помощь и поддержку от других, все ее только оказывали. Грузия, например, насчитала среднедолевое превышение вывоза из республики над ввозом из России равным 4 миллиардам рублей» [48. С. 16]. В Литве с подачи экономиста из Гарварда Лоренса Саммерса насчитали, что весь Союз ССР должен ей 462 121 854 500 (четыреста шестьдесят два миллиарда сто двадцать один миллион восемьсот пятьдесят четыре тысячи пятьсот) долларов. Над этой цифрой поработала Комиссия для исследования и установления суммы репараций СССР Литовской Республике и литовскому народу [6.10. С. 3].

В СССР и без негативного внешнего воздействия дела в сфере экономики обстояли не самым лучшим образом.

Когда же к этому положению во исполнение Директивы СНБ NSDD № 66 добавили приемы по умышленному подрыву финансов и экономики, то система была сломлена окончательно. Особую роль тут, конечно же, сыграли: «антиалкогольная кампания»; переориентация финансовых потоков, прежде всего инвестиций в непроизводственную сферу; остановка экологически «грязных» предприятий — как ответ на чернобыльский синдром (например, Армянской АЭС в 1988–1989 гг.); попытка трансферта 130 миллиардов рублей в 7 миллиардов долларов (дело Г.И. Фильшина, завлаба Института экономики и организации промышленного производства из Иркутска, в результате выборов ставшего народным депутатом СССР, а потом и заместителем Председателя Совета Министров СССР). И наконец, забастовки — как в районах Закавказья, так и шахтеров Кузбасса: «Идея легализации забастовок стала одной из главных в т. н. «демократическом движении», а с 1989 г. и в программе Межрегиональной депутатской группы Верховного Совета СССР. Началась активная пропаганда этой идеи в печати и на митингах, а также просто лихорадочная агитационная работа в рабочих коллективах. По ряду причин, блестяще описанных в американской советологической литературе, самым подходящим контингентом для этого были шахтеры. В США досконально был изучен опыт стачечной борьбы в России в 1902–1907 гг., очень интересно читать эти работы» [29. Кн. 2. С. 561].

В целом же получилась такая картина: «По оценкам западных финансовых кругов, валютные запасы СССР составляли 25–30 миллиардов долларов. Для того чтобы подорвать экономику СССР, американцам нужно было нанести «внеплановый» ущерб советской экономике в таких размерах — иначе «временные трудности», связанные с экономической войной, амортизировались валютной подушкой изрядной толщины. Действовать нужно было быстро — во второй половине 1980-х гг. СССР должен был получить дополнительные вливания от газопровода Уренгой — Западная Европа.

Одновременно США продолжали ужесточать технологическую блокаду СССР, надеясь остановить добычу энергоносителей на новых месторождениях и нанести ущерб другим отраслям советской экономики. Американцы даже подбрасывали технологическую дезинформацию, и бракованные детали. Дело доходило до остановок предприятий из-за таких «экономических диверсий». В 1975 г. 32,7 % наименований экспорта из США в СССР составляли высокие технологии (общая сумма 219 миллионов). В 1983 г. эти показатели снизились до 5,4 % и 39 миллионов. В 1983 г. таможенники западных стран задержали почти полторы тысячи нелегальных технологических посылок на сумму 200 миллионов долларов» [63. С. 67–68].

Почему мы, как видно из заголовка, не только учитываем фактор «первой леди», но и пытаемся доказать, что Раиса Максимовна Горбачева равноценный участник принятия решений на высшем уровне? Тому служат свидетельства целого ряда непосредственных наблюдателей и активных участников событий. Они прямо акцентируют наше внимание на том, что P.M. Горбачева играла в 1985–1991 гг. огромную роль в политике: «В государственные дела все больше и настырнее начинает вмешиваться Раиса Максимовна. Горбачев не мог отказать супруге, и она этим пользовалась. По ее рекомендациям снимались с постов высокие чиновники, прекрасные специалисты, а на их место заступали другие, зачастую вовсе не смыслящие в порученном им деле» [28. С. 103–104]. «Трудно сказать, как бы сложилось будущее Михаила Сергеевича, если бы в его жизни не появилась Раиса Максимовна. Может показаться удивительным, но позиция, характер жены сыграли определяющую роль в судьбе Горбачева и, полагаю, в судьбе партии, всей страны.