На что Аси только улыбалась и посмеивалась в крыло. Когда туча мрака подуспокоилась, она продолжила говорить. – Вот видите, только возымей верху словеса негаданные над вами, вы сразу стали похожи на птенцов на базаре. – Аси коротко обратилась к Наресину, – не о вас конечно же речь, достопочтимый, вы являетесь уникумом среди нас всех.

Тот взмахнул крылом в знак одобрения, и куро-фаза снова взяла слово:

– Краснощекие дожди в серебристом дыму вскоре нас навестят. Мне то подсказывает мое сердце – моя великолепная подсказка, которая трудится неустанно на благо всех и каждого. Никогда еще она не ошибалась!

Поднялся гул, синие языки пламени вострепетали от дуновения тревоги, некоторые из собравшихся вскочили со своих мест и хотели было сорваться восвояси, но птенец взревел мощным басом:

– Прекратить панику! Смилуйтесь над огнем и его натужной музыкальностью, он здесь не для того танцует, чтобы глядеть в испуганные и перекошенные страхом физиономии!

Собрание стало тихо и мирно, как несколько мгновений назад. Только глаза некоторых сидящих вращались подобно орбитам ужаленных планет. Наресин, увидев, что никто убегать не собирается, вкрадчивым голосом продолжил:

– Мечта то или дождевая симфония, все-равно, мы должны быть начеку и иметь в себе стержень для смелых поступков. Звездных сущностей требуется защищать всеми возможными способами. Никак нельзя, чтобы новый мир погибнул, не успев даже вдохнуть воздуха в свежие телеса! – Он топнул лапой и клацнул когтями, от чего в тихой ночи прошелся отзвук эха.

Один из вращавших глазами поднял тонкое крылышко, изъявляя желание сказать. Птенец кивнул.

– Вам не кажется, что жертвовать всем племенем в угоду некоей цели, пускай она величава и, несомненно, важна, несколько не честно по отношению к отдельным его жителям? – Глазовращатель оглянул мирное сборище и в некоторых увидал тот же немой вопрос. Став увереннее, он налил крыла свои кровью, выпячил грудь и стал говорить более уверенным тоном:

– Я увидал, что некоторые из нас также задаются подобным вопросом, но боятся о нем сказать. Так ответьте же нам, – он повернулся к Наресину, – уважаемый, почему мы должны подчиняться вашим приказам и жертвовать своими жизнями? Не думали ли вы, что матрицы могли немного слукавить, когда вещали вам о священности пришельцев и их очаровательной миссии? – Вращатель подошел к птенцу почти вплотную, и смерив того острым взором, продолжил выплевывать слова:

– Не думали ли вы, что это Не Те звездные сущности, которых мы ждем? Где указующие на них знаки, Наресин?

Птенчиковая выдержка легко расколола орех, зажатый в подкрылке. Наресин мерил взглядом глазовращателя, а тот не шелохнувшись выстаивал занявшую позицию. «Очередь за трудом или песчаная дюна», – спрашивал себя птенец. «Песчаная дюна», – ответило ему нутро. Так тому и быть. Птенец поднял над своей головой расколотый орех и сделал им вращательный жест, чтобы оппонент посмотрел вверх.

– Сейчас ты наблюдаешь колотое зерно правды, и его ты не можешь достигнуть в силу неразвитости ножных мышц. Но если я поднесу к тебе ядрышко, и скажу, что это наш новый мир в форме глупого иносказания, то ты послушно примешь сей дар, эту информацию, и проглотишь ядро заплетающимся языком.

Наресин поднес орешек к клюву вращателя, и тот, изумленно выпучив и без того объемные глаза, раскрыл клюв и поглотил подношение.

– Я скормил тебе твою кроткую сущность, а на твой вопрос отвечу простым фокусом.

Птенчик отошел чуть подальше, встав ближе к синеющему огню, опустился на песок, расправил крыла, как если бы собирался взлетать. Из его клюва потекла черная субстанция, блестевшая на холодном свету инородным сиянием загадочной души. Жидкость текла прямо к огню, силилась соприкоснуться с красотой еще пока не минувшего часа. И когда черная субстанция коснулась синевы пламени, сам огонь взметнулся вверх, ярко осветив не только многочисленное собрание, но и верхние ветви громоздящихся ввысь дерев.

Потом огнево чуть подубавило прыти и снова вошло в свою обычную размерность, но при этом несколько изменив структуру. Теперь то вовсе был и не огонь, а проектор, в светящейся плотности которого начали понемногу просматриваться образы.

Песочница с добрым десятком персонажей мягко выступала из темноты. Серая дымка мягко рассеивала тусклый солнечный свет, и он становился еще более разреженным, рассредоточенным по очумелым материям. Наверняка персонажи не думали о звезде и свете, поглощенные лишь своей игрой, в которую тогда играл и выигрывал весь сознательный мир. Парнишка с девушкой, являвшиеся главнокомандующими парадом нахлобучили на головы смешные шапки, поплелись к трибуне и стали вещать на всех собравшихся горланистые песенки, напоминая манер шутовских комедий.

Внимательно слушали персонажики, записывали в клетчатые блокноты льющееся золото. Бриллиантовое сукно общественной жизненности множилось новыми блистающими камнями, все шло как всегда замечательно. И продолжалось бы нескончаемо долго, если бы не одно но. Вся десятица фигурок на доске вовсе не принадлежала себе или даже случайному течению событийного ряда, а перемещались иными сущностями, для которых данная песочница была излюбленным развлечением.

Они смеялись, высвечивая фонариками любимые игрушки, а другие с ожесточением принимались посыпать холодным, влажным песком.

– Красим в краски наш придуманный небосвод, вставляем туда мерцающие точки, отправляем персонажей на жизнь или смерть.

– Пускай эти маковки думают, что действуют исходя из своих желаний и потребностей.

– А нам будет от того веселье и смех.

– С помощью игрушек мы можем объяснять собственные жизненные нарядности и неурядицы.

– Они у нас есть? Жизнь то наша, она настоящая со всеми втекающими и вытекающими?

– Конечно! Мне так сказал мой родительский очаг. Да и самому приходилось наблюдать. И не раз!

– А ну-ка расскажи. Я пока буду чертить в песочнице значки-указатели для себя и для «кукол».

– Видел однажды падающую звезду, но не то обыкновенное, метеорное или спутниковое, а настоящую звезду. Можешь представить такое?

– Могу, но это чудовищно.

– Вот и мне оно таким представилось перед взором. Я не верил глазам, протирал их, капал чайным маслом, пританцовывал, разгоняя в теле кровь, но картина на менялась. Звезда падала и падала, а вокруг становилось все светлее и светлее. И жарче. В какой-то неопределенный момент, прошу прощения что без подробностей, память тогда в жидкий сок превратилась, так вот, в какой-то момент я потерял ориентацию в пространстве, а потом и себя самого. Очнулся где-то через двое суток. Меня разбудила моя любимая подруга. Она тогда сказала, что я оболтус и рыбья требуха, пару раз одарила звонкой затрещиной и ушла, горько плача. А я ничего понять не мог, в голове туман перемешивался с пеплом.

– Хм, получается, что эту звезду видел один ты, раз подруга была в порядке и даже смогла встретить твое пробудившееся сознание.