— Эй! Туан? Обедать будешь?

На волшебном слове «обедать» он просыпается — рывком, бешено смотрит на меня и запутывается в одеяле.

Ну точно псих.

— Дай помогу. — Я тянусь к нему, пока бедняга бьется в одеяле, как рыба в сети, но Туан свободной рукой отталкивает меня:

— Не трогай!

Вид у него при этом как у сумасшедшего со стажем. Чему я даже не удивляюсь, если честно.

— Признайся, друг мой, — я встаю с пола и потираю ушибленное плечо, — ты сбежал из психушки?

Уже придя в себя, Туан удивленно разглядывает и подушку, и одеяло — хотя, казалось бы, что в них необычного? — и угрюмо отвечает:

— Я не твой друг.

— Нет, конечно, это просто фигура речи.

— И никогда не смей меня касаться. Или…

— Да-да, мне будет очень больно. Я запомнила. Не буду. — Чокнутый, ну точно. Таким лучше поддакивать. — Так ты обедать будешь?

Он хмуро смотрит на меня в ответ:

— Ты договорилась с матерью? Где портал в Сиерну?

— Ждет, пока мы пообедаем.

— У нас нет времени… — Туан неуклюже, еще заторможенно после сна встает с кровати.

— Что? На обед? Не смеши.

— Виола, я приказываю…

— Туан, послушай остатки своего разума, если у тебя они еще есть. И сообрази, что ты тоже голоден. Сообразил? А теперь пошли обедать. — И, не слушая возражений, я выхожу в столовую, уже пустую, только любопытные виспы парят под потолком. Фей я попросила оставить нас с Туаном одних. Мудрая я.

— Все равно никогда не смей меня трогать, — ворчит Туан, выходя из спальни следом за мной и жадно глядя на накрытый стол. — Поняла?

— Поняла. Не объяснишь почему? Не то чтобы я жаждала тебя коснуться… Просто любопытно.

Туан молчит и отдает все внимание жареному поросенку, исходящему жиром и потрясающим ароматом на всю комнату. Сверху, между ушей, на нем, конечно же, красуется венок из марципановых орхидей. Мамин повар с выдумкой, но традициям верен.

— Чужие прикосновения — всегда боль, — говорит вдруг Туан.

— Слушай, а тебе не кажется, что в твоем словарном запасе слишком много слова «боль»?

Туан, прищурившись, переводит взгляд на меня и вдруг ядовито осведомляется:

— Хочешь узнать почему, принцесса?

— Нет, спасибо. — Хватит с меня его бреда.

До конца обеда мы не разговариваем.

— В Сиерне делай то, что я говорю, — шепчет Туан, когда мы идем к порталу.

— А у меня есть выбор?

— Нет.

— Тогда оставь свои пустые замечания для другой принцессы.

Думаю, идеальным будет вариант, если мы вообще перестанем общаться.

Да, это было бы просто чудесно.

Мама провожает меня, целует напоследок — Туан отворачивается. Ему феи вручают громадную корзину с тем, что обязательно понадобится принцессе в чужом королевстве. Под ее тяжестью Туан сгибается чуть не до земли, но покорно улыбается и играет влюбленного в меня спутника просто замечательно.

Еще один артист.

Я прижимаю к груди Томми, машу рукой маме, улыбаюсь Рапунцель и шагаю в портал. Все будет хорошо, что бы там всякие злодеи ни думали.

Все будет хорошо, потому что иначе и быть не может.

Дамиан сидит в кресле у горящего камина, крутит в руке мой браслет — я сразу его узнаю, сложно не узнать, если каждый урок математики я разглядывала и пересчитывала все его подвески. А у феи со звездой в руке отломано одно крыло… Дамиан гладит звезду, и я впервые замечаю, какие у него длинные, чуткие пальцы. По-девичьи изящные. Как же он с ними фехтует или на плацу упражняется? Я же видела, какие у мальчиков в сиернской школе тренировки… Зато такими пальцами, наверное, очень удобно колдовать. В чьих-нибудь внутренностях копаться. Ловить крупинки золота, случайно попавшие к пшеничным зернам, когда и то и другое нужно для зелья, но в разных пропорциях и в разное время. Делать знаки, колдовские знаки, на которые обычные люди не способны…

Красивые пальцы. Красивые руки. Красивый — то, что всегда сражало меня наповал при взгляде на Дамиана. Красота — но это же не любовь! Для любви ее мало. Настоящей, серьезной любви.

Ромион стоит за спиной Дамиана, положив ему руки на плечи — так разница братьев в росте, когда один сидит, а другой стоит, почти не ощущается. И музыкальные пальцы Ромиона почти точь-в-точь как у Дамиана. Ну конечно, они же все-таки братья…

В зале темно — тяжелые синие портьеры на окнах задернуты, а огонь в камине не дает достаточно света. Поэтому лицо Дамиана видно хорошо, а Ромиона — теряется в тени.

Я оглядываюсь — где это мы? Маленькая зала, наверное, кабинет — у противоположной стены горделиво стоит громадный письменный стол, на котором стопками, в идеальном порядке, разложены документы, кажется, на гербовой бумаге. Точно, позолоченный герб Сиерны, змея, поблескивает во всполохах пламени.

И сладковатый запах корицы — из оставленных кубков на столике неподалеку от кресла Дамиана…

Ромион что-то говорит, сжимая плечи брата. Я не понимаю что — пространство после портала все еще плывет, — но слышу голос короля Сиерны, знакомые уверенные нотки. Дамиан сидит молча, но я вижу его лицо, вижу, как он смотрит на мой браслет. Словарь Туана хорошо бы здесь подошел — боль. Как будто несчастный браслет — это жуткое, невообразимое орудие пытки, на которую Дамиан согласился добровольно. Он не сводит взгляда с украшения, и, наверное, все слова Ромиона, все его уверения сейчас впустую…

Я тоже смотрю, только не на браслет — на Дамиана. Он как… как сладость, как вкуснейшее угощение, от которого ты вынужден отказаться. Например, в пользу хозяина. В детстве Виллинда смастерила вместе со мной голема-собачку, я очень сильно к ней привязалась, а потом крестная сказала подарить ее сестре. «У вас все должно быть общее, вы же сестры». Я подарила и передала Роз эту фразу. Роз долго смеялась: «Общее, Ви? Мы же не голем с двумя головами!» Собачка в итоге досталась мне — Роз никогда не забирала мои игрушки. Никогда. И у меня мысли не было поступать с ней иначе. Но идею «общего» мы с ней не оценили. Зачем? Мы же разные. И правда, не сиамские же близнецы.

И вот так, как я смотрела на ту собачку — Митька, кажется, я так ее назвала, — так же смотрит на браслет Дамиан. Только кому это он собрался его отдать?

Пространство успокаивается — да и длился этот «эффект портала» всего пару секунд. Я хватаюсь за спинку второго, свободного кресла, чтобы не упасть, и осторожно делаю шаг вперед. К Дамиану.

Он замечает меня. Поднимает голову, наконец отводит взгляд от браслета, смотрит на меня… Только на меня. И его лицо освещает такая солнечная, такая яркая улыбка — последняя деталь встает на место. Последняя деталь в мозаике моего нового мира — спокойного, сверкающего, солнечного мира, где царит добро. Я чувствую себя так, словно если распахну руки, как крылья, то точно взлечу. Мне становится так хорошо, так… по-настоящему спокойно и тепло, как не бывало даже под волшебным зельем. И всего лишь от одного взгляда на улыбающегося Дамиана.