Что-то внутри меня оборвалось от этого вопроса, и я сама нашла его губы. Сначала легкими касаниями, потом прижалась сильнее и сорвалась с цепи. Все. Больше нет меня. И не было никогда. Я ждала только его. Всю жизнь, среди всех мужчин я ждала именно этого дьявола, чтобы он пришел и забрал мою душу. Уже поздно молиться, меня никто не услышит, потому что я лечу в пропасть, и Данте сминает губами мои губы, его трясет от нетерпения так же сильно, как и меня. Рывком на капот, прижимая к себе за ягодицы, вдавливая в свое тело сильно, неудержимо.

– Чувствуешь, какой я настоящий, Кэтрин? На моих пальцах остался твой запах, он взрывает мне мозг, он сводит меня с ума, – шепчет на ухо, лихорадочно задирая мою юбку, впиваясь в мой затылок руками, снова жадно целуя в губы, переплетая язык с моим языком, расстегивая ширинку, одновременно отодвигая полоску трусиков в сторону. И меня выгибает навстречу, я сгораю от примитивного голода, от дикой жажды принять его в себя, это так естественно – хотеть его до безумия.

– Какая ты горячая, возбужденная… Как мне нравится твоя отзывчивость, ты такая, – лихорадочно целует мою шею, спускаясь к груди, прикусывая сосок через материю блузки, – такая вкусная, Кэтрин. Такая… моя… – хриплый стон, и я чувствую, как проводит членом по моей влажной плоти, как дрожит сам, впиваясь в мои волосы, заставляя запрокинуть голову, и одним толчком заполняет собой. Резко, на всю длину, заставляя вскрикнуть.

– Смотри на меня, Кэт, смотри мне в глаза. Чувствуешь, как все по-настоящему, как сильно я хочу тебя? Чувствуешь меня, Кошка? Чувствуешь, как беру тебя, как я глубоко в тебе?

– Да, – подаваясь бедрами навстречу, удар тела об тело. Все быстрее и быстрее. В каком-то диком порыве, в необузданной жажде сумасшествия, которое появляется только с ним, – да-а. О Боже!

Это так порочно и так естественно – отдаваться ему на капоте собственного автомобиля, быть распластанной, словно распятой и полностью одетой чувствовать себя без кожи, обнаженной до костей, до сухожилий и каждый его толчок клеймит мою душу.

Озверевшие. Оба в каком-то яростном хаосе примитивной жажды секса.

Я чувствую, как балансирую на грани, как приближаются судороги наслаждения, как скручивает все тело потребность взорваться, и в самый острый момент он останавливается. Я смотрю на его лицо, осунувшееся, голодное, с горящим взглядом.

Слышу, как он рычит, врываясь еще глубже, приподнимая мои ноги под коленями, двигаясь в диком темпе, от которого сыплются искры из глаз.

– Скажи, «трахни меня». Скажи мне это, Кэтрин.

– Трахни меня.

– Еще, – его рот приоткрыт, и он задыхается вместе со мной.

– Трахни меня… пожалуйста.

Я вижу, как закатываются его глаза, и меня ослепляет от его красоты и порочности, от запретной дикой похоти, а я разрываюсь на части от оргазма, слыша собственный крик и его, который смешался с моим. И это уже не игра.

* * *

Я не помню, как Данте привез меня к себе, не помню совершенно ничего, кроме того, что он брал меня снова и снова, а в перерывах рассказывал о себе. Много. Очень много. А я слушала, то лежа на животе в его огромной постели, то лежа на его груди, пока он ласкал мою спину кончиками пальцев. Утром слушала, сидя на столе, пока он ел яичницу, запивал крепким кофе, и одновременно с этим гладил мое колено, отвечая на звонки. А потом кормил меня с ложки и обмазывал мое тело сливками, чтобы долго и дико слизывать все это с меня, заставляя орать от дикого удовольствия.

– Расскажи мне еще? Расскажи о своей матери…

– Ты похожа на нее, – провел по моим щекам кончиками пальцев, – она была такая же нежная.

– Я нежная?

– Да, ты нежная, и мне хочется драть тебя на части, а потом качать на руках, как ребенка… – прислонился лбом к моему лбу, – ненормальный сукин сын. Я знаю.

Я смеялась и целовала его пальцы, которыми он всего час назад действительно раздирал меня на части, проникая везде в меня, лаская и причиняя сладкую боль.

– Как она умерла?

Данте отвернулся, а я прижалась всем телом к его голой спине.

– Отец уехал. Они поскандалили накануне. Он ударил ее. При мне. Я помню, как бросился защищать ее, он ударил и меня. Сказал, чтобы к концу недели она убиралась из нашего дома и ему плевать, куда она пойдет. Помню, как сильно я испугался, что она оставит меня с ним. Просил ее не уходить, верил, что все обойдется…

Я сжала его плечо сильнее, покрывая поцелуями напряженную спину.

– Она говорила, что любит меня и никогда не бросит. Обещала, что заберет меня с собой, если уедет. А утром… утром ее нашли с перерезанными венами. Она обманула. Она меня бросила.

Он вдруг резко повернулся ко мне и посмотрел в глаза, а я вздрогнула от этого взгляда. В нем столько боли и ненависти, столько отчаянного непонимания. Провела по его щеке ладонью, но Данте дернул головой.

– Скажи, что любишь, Кошка… скажи, что не обманешь меня.

– Люблю, – прошептала и обхватила его лицо руками, – не обману. Никогда. Ты мне веришь?

Он не ответил, прижал к себе.

– Теперь ты знаешь все? Или есть еще вопросы? Ведь ты знаешь, насколько все непросто. Знаешь, кто я и чем занимаюсь. Тебя это не пугает?

– Меня не пугает, когда ты настоящий со мной, когда я могу доверять тебе.

Он зарылся лицом в мои волосы:

– Есть еще кое-что… Чико – мой сын, Кэтрин.

* * *

Утром он уехал, а я наконец-то уснула. В его постели, измученная и до дикости неприлично счастливая. Меня разбудил телефонный звонок, протянула руку и ответила, слабо улыбнулась, услышав его голос:

– Я хочу, чтобы ты переехала ко мне, Кошка. Сегодня. Я хочу, чтобы ты просыпалась в моей постели.

У меня еще никогда не было этого чувства безумной радости, какого-то неестественного счастья, от которого кружится голова. Я ходила по огромному дому в рубашке Данте и рассматривала картины, предметы мебели. Представляла себе, как он раньше здесь жил и каким он был в детстве. Мне до боли хотелось знать о нем все. Каждую мелочь, даже самую плохую, самую жуткую.

Стащив яблоко в той самой обеденной зале, я хрустела им на весь дом и с любопытством заглядывала во все комнаты. Внизу несколько минут стояла возле того самого аквариума. С муренами.

«Не все такое, каким кажется, Кэтрин».

Иногда мне хотелось остановиться, как вкопанной, и смаковать это чувство внутри, наслаждаться им. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком много для меня одной, мне кажется, что сердце разорвется от радости. Так не бывает. Взаимная любовь – это какая-то мистика. Непостижимое волшебство. Иногда страшное, фатальное, необратимое, но от этого не менее прекрасное. Ведь оно связывает несвязываемое, соединяет противоположности, сталкивает среди миллиардов всего лишь двоих и заставляет гореть одинаковым огнем. Пусть дотла и в пепел… пусть иногда до смерти, но все равно – это волшебство.