Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Видел? — лаконично спросил валлиец, ткнув пальцем в стену. Оборванец, вытаращив глаза, кивнул и сделал пальцами «рога», отвращающие зло.
— В точности, — просипел он простуженно. — Сначала было. И бычара этот у входа сидел, как обычно. Я только было собрался заскочить, хлопнуть парой ассов об стойку… А тут — раз! — и ничего! Только стена маревом пошла, как будто в жару. И — клянусь приаповой елдой! — как овца языком слизнула! Я как увидел: ну все, думаю, Спурий Руга, допился ты до того, что мерещится тебе… Потом хватаю своего соседа, ну, сандальщика Мутия, ты ж его знаешь, он тебе чинил обувку при мне… Хватаю Мутия, волоку его и спрашиваю — что видишь? А он мне шепчет: «Ой, беда, Спурий, это, должно быть, боги наказали Авла Мурия!» «За что, — говорю, — наказали, дурья башка? За то, что вино всякой дрянью не разбавлял и смолы не пихал в него?» А он…
— Я понял, Спурий, — похлопал его по плечу мой компаньон. — Ты вот что. Хочешь заработать пару полновесных денариев?
— А? — Спурий на секунду потерял дар речи. — Денариев? Это ж деньжищи какие! Что надо-то, Авл Мурий? Тока ты это… я на мокрое дело не пойду, слабость у меня, вида крови не переношу.
— Да что ты такое говоришь? — невесело посмеялся Фараон. — Чтобы я честному квириту что-то такое предложил? Нет, всего-то и попрошу у тебя, чтобы ты глядел в оба за этим переулком. И как только увидишь, что все вернулось на свое место — а оно вернется, Спурий, вот чую я нутром! — так сразу чтобы известил меня. Денарий сейчас получишь, а второй — потом, как только я добрую весть узнаю.По рукам?
— А то! — красноносый Спурий Руга закивал так, что я побоялся за крепость его тонкой шеи. — Своих щенков пошлю, чтобы смотрели, все равно носятся тут целыми днями! И сам буду как стоглазый Аргус!
— Ты только не пропей денарий-то сразу, Аргус, — ласково попросил валлиец. — А то второй получит кто-то другой.
Спурий Руга оскорбленно засопел и поклялся кладбищенскими божествами, что будет трезв, как родниковая вода. Хлопнули по рукам, и на том расстались. Фараон поймал мой унылый взгляд и пожал плечами.
— Не может быть, чтобы вот так все закончилось, — бодро сказал он, и полез в носилки.
— Ладно, — вслух сказал я, чтобы успокоить самого себя. — Проблемы будем решать по мере их поступления. Вот сейчас они поступили. Что мы имеем в активе?
Носильщики-лектикарии не обращали на мой бубнеж никакого внимания. Им вообще, похоже, было на все наплевать. Ну подумаешь — увозили клиентов из нормального кабака, привезли к сбежавшему. Эка невидаль. Рим и не такое видел.
Я вздохнул, и, мерно раскачиваясь на подушках, продолжил:
— В активе — два моих любимых ножа, — тут я невольно потянулся к ножнам под одеждой и погладил рукояти сантоку, — то есть, безотказный рабочий инструмент при мне. И не только рабочий… Смена одежды в сумке, мешочек монет на шее. Пара бутылок виски. Опять же, я успел побриться, и, кажется, мой станок тоже в сумке… Отлично, пока что обойдемся без щетины.
Теперь про пассив. В пассиве, конечно же, «Дубовый Лист». Где и в каких необозримых просторах пространства-времени теперь болтается беглый кабак, я даже представить себе не мог. И все-таки где-то внутри, в душе у меня теплилось такое же, как у моего приятеля ощущение — скорее даже, надежда, — что это еще совсем не конец.
— Подождем, — резюмировал я и пожал плечами. А какие у нас варианты? Тут ведь как: не можешь ничего изменить? Просто постарайся получить удовольствие от сложившейся ситуации.
Хорошее настроение не возвращалось, но сменилось чем-то более-менее приемлемым. Уже не хотелось взвыть в голос и устроить мордобой в пределах досягаемости. Руки и ноги были на месте, а со своими ножами и точильным камнем я точно не пропаду. «Мы не пропадем», — мысленно поправился я, вспомнив про моего компаньона. Я вздохнул, потом медленно, вспоминая уроки японской дыхательной гимнастики, выдохнул сквозь зубы.
— Переживем. Кстати, это не твоих ли рук дело, дорогая Катрина? — буркнул я, покосившись на скрытую под туникой татуировку. Рисунок на мгновение стал горячим, но это ощущение так же быстро прошло, сменившись легким покалыванием.
— Интересно, это «да» или «нет»? — проворчал я. Никакого ответа не последовало. Носилки дернулись и замерли неподвижно, а потом опустились на землю. Шарканье сандалий прекратилось.
— Вилла Луция Корнелия Суллы! — доложил один из лектикариев.
— Вы не ждали нас, а мы приперлись… — хмыкнул я, откидывая занавеску.
Фараон и Вар
Сулла Счастливый встретил двоих приятелей у ворот виллы, распахнутых настежь. Факелы в руках бывшего диктатора и вольноотпущенника Евтерпия бросали колеблющиеся отсветы на бронзовые полированные заклепки в массивных досках ворот, пламя металось на теплом ветру.
Сулла был невозмутим, точно ничего особенного не случилось. Гости, спешно откланявшиеся, вернулись? С кем не бывает. Вар с удивлением отметил, что Луций Корнелий снова выглядел абсолютно трезвым, и даже красные пятна со щек пропали без следа.
— Что я вижу? Боги благоволят ко мне, они вняли моим мольбам! — чуть склонившись в утрированно-шутовском поклоне воскликнул Сулла. — Я даже еще не приказывал убрать со стола, хотя там и убирать-то после вас особо нечего… Однако же, друзья, не обессудьте, — я, кажется, что-то такое нынче уже говорил? — не обессудьте за скромность моей виллы и отсутствие разносолов. Слуг-то я отпустил вместе с толпой нахлебников.
Бывший повар ухмыльнулся в ответ. Фараон удивленно покосился на него, а Вар развел руками.
— Так случилось, о Счастливый, что боги временно, — он особо подчеркнул голосом это самое «временно», — лишили нас жилья. Не приютишь ли ты нас еще на какое-то время? Обещаю, мы тебя не стесним.
Сулла расхохотался, и его резкий смех эхом прокатился по пустынной дороге.
— Стесните? Да тут когорту можно разместить, никто даже не заметит! И к тому же — когда еще боги дадут мне таких отличных собутыльников? Пить одному надоедает.
Фараон тяжело вздохнул и помотал головой, точно лошадь после тяжелого перехода. В глазах Суллы
