1. Бедствия народные.

Источники забав народных текут из нравов, с изменением нравов изменяются и забавы, не так скоро отцветающие в простом народе, напротив, источники огорчений народных многочисленнее. И земля, и атмосфера, и поветрия, и мнения суеверия, и навыки, и перемены терзают в свою очередь общества.

2. От оспы.

Жизнь северных инородцев подверглась неотвратимой опасности от смертоносной оспы, в 1664 г. вторично показавшейся в Нарыме и Кетске и погубившей множество остяков по обоим ведомствам. В якутских и северо-тунгусских улусах оспа свирепствовала в трех годах: в 1681, 1691 и 1695-м, но самый опустошительный год был 1691-й. Тогда погибло племя юкагиров и племя русское не видело себе пощады, потому что зараза распространилась до Колымы.

Повествуя о болезненном страдании северных жителей, нельзя не припомнить любопытного известия Миллера, который сказывает со слов енисейских старожилов, что от лихорадки уезжали из Енисейска в Мангазею и на половине дороги от нея освобождались. В известиях штаб-лекарей Керна и Шаврова, в первой четверти настоящего столетия посещавших Обдорское низовье, не видно и не слышно по сей части ни подтверждения, ни опровержения, но мы считаем долгом, для уважительного внимания к сказанию Миллерову, присовокупить новейшее свидетельство купеческого сына Чечурова, который в течение 20-летнего пребывания в Обдорске заметил, что и там не бывает перемежающейся лихорадки и что приезжающие туда с нею тотчас освобождаются[135].

3. От старообрядчества.

В Западной Сибири открылась другая оспа, от жалкого упрямства так называемых старообрядцев, о которых читатель уже предварен во II главе сего периода. Сии противоборцы, не умев оценить любовь, кротость и истину Церкви и отдав немощную совесть в руководство лжеучителей, то бедных грамотеев, то отрешенных попов, предавались злоречию и ожесточению против прежних братьев во Христе или унынию и отчаянию, ведущему к неминуемой гибели. В 1679 г. собралось обоего пола с детьми до 2700 душ[136] из разных мест Сибири, на Березовке при Тоболе, и сделали из себя всесожжение. В 1687 г. в селе Каменке, что под Тюменью, в день Пасхи, когда православная церковь была наполнена прихожанами, числом до 400, вдруг она вспыхнула, и редкий успел выскочить, не изломав руки или ноги. Каменка, которую можно похвалить за тканье ковров, доныне продолжает болезновать в духе тем же недугом. Летопись замечает, что в том же году около Тюмени в трех деревнях: Куяровской, Боровиковой и Нагормыче сожглось около 323 душ обоего пола. Глядя на толь бедственные приключения, можно ли класть на одни весы изуверство Каменки с самоотвержением прочих? Кто бы не почувствовал, сколь высока жертва самосожжения за мнимую истину? Конечно так, душа и рассудок этих злополучных были в омрачении, но какое сердце, какое покорное сердце билось в этих самоубийцах?

4. От пограничных вторжений.

Это правда, что Чжунгария кочевая, распространяющаяся во все стороны, не представляла за себя поручательства, чтобы на слово полагаться в непреложности границ с нею, правда и то, что правительство наше, заботящееся о положении границы, еще нигде по мудрости своей не промолвилось с контайшою non plus ultra; но, пока Галдан не отдалял своих сил от р. Или, подвластные ему улусы пребывали в покое с Сибирью. Когда же он решился положить оплот притязаниям Кансия на ханства Монголии и когда погрузил все силы в Халхах, власть его ослабла на западе, и подданные его разных наименований стали попирать обязанности пограничной неприкосновенности. С нашей стороны оплошности, а с их стороны приманки для нажив.

В 1690 г. ос. Тарханский разорен киргизами, скот отогнан, несколько человек убито и до 30 взято в полон. Погоня поздняя осталась без удачи. В следующем году киргизы с каракалпаками разграбили Царево городище (Курган) и Утяцкую. В 1694 г. в юмлядских селениях крестьяне и казаки побиты, и 33 человека уведены в полон. В 1698 году киргизы, поймав 10 томских казаков, убили их и все имущество захватили. В 1700 г. в Бурнашевой и Бердиной, двух деревнях Томской округи, киргизы побили людей и многих увели с собой, а в сентябре киргизский старшина Яренечка вовсе разорил несколько так называемых починков и выразил свою зверскость на людях и животных; но эти злодейства не сошли ему с рук даром. В том же сентябре тысячи полторы киргизов, татар и калмыков осадили Кузнецк, сожгли загородный монастырь, разорили уезд, жителей убивали или брали в плен, скирды хлебные жгли, скот уводили или кололи. Гарнизон из 200 чел. делал по три дня сшибки безуспешные, пока не подоспела из Томска сотня казаков.

Толь многократные разорения, всегда деланные во время полевых работ, довлели бы для принятия точных мер против разбойников, пользовавшихся разделением людей, по полям, но оба областные воеводства оставались в непонятном бездействии, пока в 1701 г. не последовало разрешение из Сибирского Приказа:

а) Предписано по линии Калмыкской, как и Башкирской, ввести во всех слободах и деревнях такой порядок, чтобы каждый крестьянин имел копье, бердыш, ружье, порох и свинец, чтобы везде выбрать десятских и сотских, могущих обучать свои участки оборонительному искусству для отпора от наездников. Сего порядка, если б он был заранее распространен воеводами, достало бы пограничным жителям для отучения врывавшихся озорников.

б) Спрошено: до какой цены простираются убытки, причиненные киргизами и калмыками? Когда ответствовано, что убытки имуществ ценятся по уезду Томскому в 11 994 р., по Кузнецкому в 12 343 р., разрешено воздать такою же мерою разорителям, и действительно нарочитые отряды казаков воздали им с лихвою. Что ж касается до разорений по тобольской границе, летопись умалчивает о сумме утрат, равно и об удовлетворении, потому ли, что события случились при воеводах, давно сменившихся.

5. От поползновении высшего и низшего состояния.

Среди толь чувствительных бедствий воля человеческая вместо того, чтобы стремиться к уменьшению зол, нередко уносится в особенные беспорядки в дальнем краю, где она не подозревает надзора. Правительство нашлось в необходимости, на разных точках Сибири, бороться то с правилами лиц, которые им самим облечены в права доверенности, то с злоупотреблениями ничтожных исполнителей, то с необузданностию таких людей, которые установлялись во имя Церкви наблюдать за благолепием храмов и поведением церковнослужителей. Дух того времени едва ли был собственно сибирский.

Приказ, несколько лет получавший из Сибири ясачную подать невысокого достоинства, проведав об изобилии в московских гостиных рядах дорогих мехов, дознался наконец в 1692 г., что воеводы[137], в Сибирь едущие, возят с собою в незаконном излишестве меда, пива, вино, табак и другие товары, на которые роднею их и приближенными выменивается мягкая рухлядь первой руки, и на возратном пути провозится в скрытных укладках, в платье, постелях, полозьях, хомутинах, а золото — в печеных хлебах. Какие ж примеры подавались подчиненным?