Что-то произошло, и я был в серьезной опасности. Возможно, за мной уже следит вражеская контрразведка. Возможно, меня хотят арестовать уже утром. Этот сигнал, «Татьяна родила мальчика», переворачивал всю мою налаженную и привычную жизнь и требовал немедленных и решительных действий. Это «рождение» клало конец моей двадцатилетней карьере в Мюнхене. Да, времени нельзя было терять.

Я прикурил сигарету и попытался спланировать свои следующие шаги. Было шесть утра и на улице еще темно. Я знал, что такси ждут перед самой гостиницей первых гостей, которым нужно ехать на вокзал или в аэропорт. За деньги в любое время повезут куда угодно… Но я быстро поборол свое немедленное желание сразу сесть в такси и должен был, как обычно, встать, спокойно умыться и одеться, забрать в ресторане мои любимые «весенние блинчики» и пойти прогуляться, то есть вести себя, будто ничего не случилось. В этом был мой шанс. Если за мной ведут наблюдение, нельзя было вызывать подозрение. Нужно, чтобы они думали, что я ничего не знаю.

В квартире не было абсолютно никакого компрометирующего материала. Фотоаппарат «Никон» мог себе позволить каждый уважающий себя джентльмен. А в моей телефонной книжке были адреса и телефоны только друзей и знакомых. Я сжег шифровальный блок, который выглядел как обычный блокнот. У меня не было рации, оружия или ампул с ядом, которые как пишут в шпионских романах, агенту необходимо проглотить, когда ему грозит опасность. Ничего подобного.

Зато имелись другие вещи, которые я приобрел за годы жизни в Мюнхене, которые не только были мне дороги, но и имели реальную материальную ценность. Речь шла об оригиналах русских гравюр XVIII века, картины талантливых художников советского подполья Оскара Рабина, Михаила Шемякина и Олега Целкова, палехская иконная роспись и уникальная библиотека с полным собранием Белого архива и наиболее ценными томами Красного архива, а также эмигрантская периодика двадцатых и тридцатых годов. Много лет с особым пристрастием, среди всего прочего, я собирал работы русских философов, полное собрание газет движения Власова, журнала «Грани», «Посев», «Континент», «Синтаксис», «Время и мы», «22». И все это нужно было бросить позади. Но другого пути не оставалось. Я мог взять с собой только малую часть всего необходимого.

Еще была коллекция марок. За десять лет, будучи фанатичным филателистом, я собрал коллекцию уникальных экземпляров и целые серии. У меня было шесть альбомов с тысячами приобретенных и обменянных марок. Из них я хотел взять с собой в маленьком альбоме хотя бы сто самых ценных, которые мне были особенно дороги.

Первой я положил в чемодан завернутую в полотенце икону. Сверху уложил какую-то одежду, альбом с марками и фотоаппарат с объективами. В дипломат уложил личные документы, а в легкую сумку через плечо – некоторые туалетные принадлежности. Это было все. Я упаковался.

На улице уже светлело. В качестве следующих шагов я планировал отправиться в банк, вернее в два банка, чтобы взять с собой наличные деньги, и в турбюро за билетом в Западный Берлин и, конечно, в китайский ресторан забрать «весенние блинчики». Кстати, дома я всегда держал внушительную сумму денег наличными – пять-шесть тысяч немецких марок, несколько тысяч австрийских шиллингов и пачку долларов. Это был мой резерв для непредвиденных обстоятельств.

Осторожно я открыл дверь и на лифте спустился вниз. «Арабелла», как я уже упоминал, совмещала большой блок апартаментов, где можно было снять квартиру и изысканную гостиницу с ресторанами, магазинами, барами и бассейном с сауной. Там постоянно царило оживление. Я купил газету, выпил в баре кофе и прогулялся вокруг дома. Вроде никто меня не преследовал. Я не увидел ничего подозрительного. Тогда сел в такси и поехал в банк, где взял со счета часть своих денег.

На другом такси я вернулся и зашел во второй банк в «Арабелле» и тоже снял наличные деньги. В турбюро я купил билет на рейс в Западный Берлин на вторую половину дня. У стойки я невнятно проговорил свое имя, так что в билете записали не Туманов, а Куманов или что-то вроде этого.

Я решил не рисковать и использовать для своего побега проверенный старый маршрут. Хотя слова «все тебя ждут» означали, что меня ждут и готовы встретить и сопроводить на всех оговоренных маршрутах побега, Берлин казался мне наиболее удобным, потому что там никто не попросит у меня паспорт, что, безусловно, уменьшит риск и вызовет меньше волнения. Конечно, и там для меня могут возникнуть непредвиденные осложнения.

Затем я отправился к китайцам, забрал блинчики, купил бутылку красного вина и вернулся домой. До вылета оставалось еще несколько часов. Надо было прощаться. Я еще раз прошелся по комнатам, погладил рукой любимые книги, картины в рамках и пригубил вино.

Прошло более двадцати лет с того момента, когда матрос Олег Туманов под прикрытием ночи покинул свой боевой корабль и бросился в путь, не зная, куда он выведет. Финал мог быть уже на берегу, если меня схватили бы египтяне. Ливийцы тоже могли прекратить путь беглого русского матроса. Американцы из военной контрразведки во Франкфурте поверили мне, но это тоже могло быть иначе. У меня не было специального образования или особых талантов, но удача не оставляла меня. Меня приняли на работу на «Радио Свобода» и там я сделал свою карьеру. Мне дали квартиру, я встретил женщину, которую любил, и с которой у меня была дочь в Мюнхене. Моя квартира была обставлена элегантной мебелью и на стенах висели ценные картины. О моей месячной зарплате не мог мечтать даже генеральный секретарь ЦК КПСС.

Большую часть своей сознательной жизни я провел здесь, в Мюнхене. И она состояла не только из шпионской деятельности. Я не могу сказать, что перевешивало, если это вообще поддается сравнению – обычная мещанская жизнь эмигранта или нелегальная работа в КГБ. Все было переплетено, выстраиваясь в единое целое.

Я давно подавил в себе страх разоблачения, не озираясь на улице, чувствуя преследование и не боясь телефонного прослушивания. Я не подозревал друзей и знакомых, что они завербованы вести за мной наблюдение. Это абсолютно нормально. Чувства со временем отступают, так же, как и страх. Даже на фронте солдаты не уклоняются в сторону от летящей пули, если они пережили предыдущую. Я был уверен, что предназначенная мне пуля давно пролетела мимо. И все же в конце концов кто-то взял меня на «мушку».

Надо был идти.

Внезапно я словил себя на мысли, что никогда серьезно не думал о возвращении в Москву. Конечно, такая возможность существовала, но она мерцала в отдалении.

Я направился в коридор, взял с собой немногочисленный багаж и открыл дверь. Подспудно я улыбнулся про себя, что эта дверь ведет в совершенно новый мир, где я проведу остаток своей жизни.

Но я не испытывал никаких сомнений в том, что должен переступить этот порог.

В аэропорту Мюнхена все было как обычно. Я не заметил ничего подозрительного. Спокойно оформив борт-карту и сдав багаж, я сел в укромный уголок бара вне зоны зрения пассажиров. Мне нельзя было попадаться на глаза информантам или обычным знакомым. Это совершенно не укладывалось в концепцию побега, если кто-то сейчас меня спросит, куда я улетаю. В отличие от предыдущих поездок в Берлин, можно было предположить, что на сей раз существует больше предлогов для подозрения. С собой у меня была значительная сумма наличными, а в чемодане ценные марки, икона и много личных вещей. Наконец объявили мой рейс. Но я не торопился оставить свое затаенное место на стуле и поднялся на борт последним. Сразу после этого дверь лайнера задраили и через несколько минут мы покатились к взлетной дорожке. Я закрыл глаза …