Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но Олегу не помогло, – возразила я. – Он испугался до невменяемости!
– Если честно, я считала эту затею идиотизмом! – кивнула Ирина. – Но Катерина настояла на своем. Я стопроцентно уверена, именно она подсунула мужу отраву. Непременно пойду в милицию, только не в районное отделение. У меня есть приятель на Петровке, он сейчас в отъезде, вернется в понедельник… Эй, эй, ты что?
– Можно лечь на диван? – еле выдохнула я.
– Плохо, да? Совсем? – засуетилась Ира.
– Нормально, но лучше я лягу… пожалуйста…
Перед глазами запрыгали разноцветные пятна, к горлу вновь подкатила тошнота.
– Ой, ой! – испугалась Ирина и развила бурную деятельность: расстелила плед, подсунула мне под голову думку, протянула стакан воды.
Спустя несколько минут я полулежала на софе, Ира стояла рядом с тазом.
– Прости, – пролепетала я, откидываясь на подушку. – Ужасно! Так стыдно!
– «Скорая» уже едет, – заверила хозяйка.
Я снова склонилась над тазиком.
– Не волнуйся, – приговаривала Ира, – с каждым может случиться. А ты, часом, не беременна?
– Нет, – выдавила я из себя. – Боже! Какой позор!
– Ерунда, забудь.
– Пришла к постороннему человеку и свалилась.
– Не переживай. О, звонок! Это врачи…
Поставив тазик, Ирина кинулась в прихожую. До моего слуха донеслись покашливание, шорох, лязг, и в дверном проеме появились две фигуры в темно-синих куртках.
– В принципе, ничего особенного, – устало заявила врач после осмотра, – приступ гипертонии. Могу предложить госпитализацию.
– Нет, нет, мне уже лучше, – засопротивлялась я.
– Тогда сделаем укол, вы поспите, и все, думаю, нормализуется, – кивнула докторша.
– Я не дома!
– И что? Вас вон выгоняют?
– Конечно нет! – возмутилась Ирина. – Она останется тут, пока не поправится.
– Право, мне неудобно, – пролепетала я.
– Не слушайте ее, – сказала Ефремова.
– Наташа, приступай, – приказала врач.
Медсестра умело сделала укол.
– Вам следует похудеть, – заметила доктор.
– Знаю, – еле-еле шевеля языком, откликнулась я, – сижу на диете, но пока безрезультатно.
– Лучше мало есть! – посоветовала терапевт.
– Оригинальное предложение, никогда ничего подобного ранее не слышала, – съязвила я и заснула.
Моему организму постоянно требуется свежий воздух. Я с большим трудом переношу жару, поэтому, проснувшись, очень удивилась. Ну почему, как обычно, я не распахнула на ночь форточку? А когда открыла глаза, мое изумление только возросло. Где я? Лежу на диване в незнакомой комнате… Я села, спустила ноги на пол, задела что-то холодное, раздался звон. Немедленно распахнулась дверь, в комнату влетела женщина в халате и хриплым голосом спросила:
– Тебе плохо?
– Нет, – ответила я, мигом вспомнив случившееся. – Ира, прости!
– Ерунда, – отмахнулась она и раздвинула гардины. – Смотри, дождь на улице! Конец хорошей погоде.
– Который час?
– Семь утра.
– С ума сойти! Я здесь ночевала?
– У тебя случился гипертонический криз, врач со «Скорой» вколола тебе коктейль из лекарств и ты уснула, – пояснила Ирина.
– Мне так стыдно!
– Не надо извиняться за болезнь.
– Поеду домой.
– Иди умойся, желтое полотенце чистое, – радушно сказала хозяйка квартиры, сделала шаг и чуть не упала, споткнувшись о ковер. Пола халата задралась, стало видно, что Ирина в плотных колготках.
Я с трудом встала и осторожно побрела в ванную. Похоже, пора всерьез браться за свое здоровье. Увы, в моей семье родственники умирали в основном от инсультов, наверное, болезнь провоцировал большой вес – и мама, и папа были людьми тучными. Мне пока совсем не хочется отправляться на тот свет! Решено, прямо с сегодняшнего дня начинаю вести здоровый образ жизни, меняю рацион питания, записываюсь на фитнес…
Пока я приводила себя в порядок, Ирина пожарила яичницу, нарезала колбасу и заварила чай.
– Варенье открыть? – спросила она, когда я села за стол.
– А какое? – заинтересовалась я.
– Вишневое, – улыбнулась Ира.
– Давай! – согласилась я.
В конце концов, многие врачи считают, что голод более вреден, чем обжорство. Завтракать необходимо. Яичница полезна для здоровья. Вот ужинать нельзя, и я сегодня даже не понюхаю на ночь тарелку.
– Вода есть? – спросила Ирина, подцепив глазунью. – В смысле, ты нормально умылась?
– Да, – кивнула я.
– Это хорошо, – обрадовалась Ира, – а то горячую иногда отключают. Вот, держи!
– Это что? – удивилась я, взяв листок бумаги.
Ира вздернула брови.
– Забыла? Мы вчера говорили о психотерапевте Вере Петровне, взявшейся лечить Олега. Здесь ее координаты – телефон и адрес. Думаю, тебе лучше переговорить с ней. Уж она-то точно знает, откуда взялась женщина, которая под именем Ирины Ефремовой находилась в доме. Очень прошу, узнай у гипнотизерши всю правду про Олега… Я хочу передать дело в милицию, поскольку убеждена, что Катя мужа и убила. А ближе Олега у меня никого нет. Со мной эта ведьма, Вера, говорить не захочет, а ты участница событий, тебя обманули, втянули в преступление.
– Откуда у тебя координаты Веры Петровны? – поразилась я.
– Олег дал. Вообще-то Катерина постаралась, чтобы мы с братом в последнее время не общались, сумела стать главнее меня, – грустно признала Ирина. – Но до основания нашу связь не порушила. Олежек мне позвонил и сказал: «Ируся, я обращаюсь к гипнотизеру». Вот так я и узнала истину. Я его отговаривала, но брат был непоколебим в своем желании измениться, воскликнул: «Говорят, Вера Петровна творит чудеса! И ты к ней тоже обратись».
– А кто такая вторая женщина? Здесь написано два имени: Вера Петровна и Гамавердия Патовна.
– Женщина всего одна, – усмехнулась Ирина. – Психотерапевта по паспорту зовут Гамавердия Патовна. Но такое имечко трудно выговорить, да еще нынче в нашей стране национализм разбушевался. Вот дама и переименовала себя в Веру Петровну. Гамавердия – Вера. Все просто! Я молча смотрела на лист. Действительно, все просто. Гамавердия – Вера. А еще соседи звали ее Гамкой. Вот почему дом в «Изумрудном» был снят по паспорту покойного Бориса Гурьевича Пихто – Вера Петровна отлично знала старика. Ну, держись, психотерапевт!
До сих пор меня толкало на решительные действия желание найти несчастную Лиду, которая, очутившись на улице, позвонила мне, поскольку именно я опрометчиво посоветовала ей изменить свою жизнь. Честно говоря, не могу назвать себя очень уж жалостливым человеком. Я спокойно прохожу мимо бомжа, спящего на картонке, и не подаю милостыню бабке, которая, закутавшись в платок, бьет с протянутой рукой земные поклоны.