Как только Наваро был готов спуститься на саму Сферу, Света вышла к нему, отдала модуль подключения, проверила его связь со звездолетом и, убедившись в полном контакте, дала отмашку. Шлюз закрылся, необходимая проверка прошла успешно. Как только Наваро оказался за бортом, он прицепил трос и сделал шаг вперед. Справа от него было яркое солнце, чей белый свет напоминал ему вход в другой мир. На его шлеме было забрало, защищающее от излучения, так что, взглянув на него из иллюминатора мостика, можно было увидеть отражение солнца, когда он на него смотрел. Наваро посмотрел вниз, определился с ориентацией и, используя впрыски на костюме, направился к Сфере, до которой всего метров десять.

Света заняла место у компьютера, справа от шлюза. Там на мониторах она следила за его здоровьем через показатели и два изображения с камер: одно – его лицо, второе – то, что видит он. Но также у нее была точные инструкции от Первого, как перезагрузить систему, или, если она работает, как запустить нужный цикл.

– А разве с Улья не могут сказать, что сделать, или сами…

– Нет, – резко ответила Света стоявшему за ней Кроссу.

– Ты уж извини, – настойчиво начал он, – но не кажется ли тебе, что объяснение подобному кроется чаще всего во вмешательстве кого-то со стороны?

– Ты на что-то намекаешь? – Она развернулась к нему в пол-оборота.

– Ну, давай подумаем: если даже между кораблем и базой нет связи, то…

– То ты все правильно думаешь, – куда более лояльно, хоть и немного наигранно ответила она, чем удивила Кросса.

Света вернулась обратно к мониторам, видя, как Наваро уже достиг поверхности Сферы. Прямо внутри одной из сот был вкраплен небольшой компьютер, спрятанный под толстой защитной крышкой, открыть которую можно было используя механический или электронный ключ, – к счастью, были оба. На краю выпуклой части была небольшая панель, куда Наваро приложил электронный ключ в виде прямоугольного планшета с металлической окантовкой. Момент синхронизации запустился автоматически, и когда проверка прошла, защитная крышка поднялась на петлях кверху. Под ней были несколько экранов с состоянием системы, механические рычаги и разные слоты для подключения внешних устройств. Наваро воткнул блок, сказав Свете, чтобы та начала сканирование системы, после чего станет ясно, в чем проблема. Для него же наступил не самый лучший момент – ожидание, провоцирующее страх за Мойру: она там одна, неизвестно что с ней происходит, и это мучает его. Но ускорить работу невозможно – он понимает это отлично, как и понимает, насколько трудно ему откидывать страшные образы неизвестных событий и конфликтов на Векторе, частью которых она уже могла стать. И все же Наваро держит себя в руках: возраст и опыт дают свои плоды. Подняв голову, он осматривает уходящую до горизонта блестящую от солнца поверхность величественной Сферы, с трудом способный представить, как буквально внутри нее, можно даже сказать, под ним, находится огромный Вектор.

Видавший виды, подчеркнул он сам про себя, оглядывается вокруг с почти полными браздами правления над собственными неоднозначными чувствами, которые ранее ни разу, насколько он помнит, не пестрили такими яростными потоками. Мойра там, внизу, и ему так хочется пробиться туда напрямик, просто взять и сделать то, что хотел бы любой на его месте. Но окружающая его пустота неким странным образом успокаивает, можно сказать, сдерживает в почти приятных объятиях. Правда, Наваро так и не был уверен, как долго сможет оставаться верен делу, а не личным приоритетам…

Странно, думала Ханна: каждый раз, когда она собирается притронуться к виртуальной клавиатуре, ее пальцы будто бы теряют свою функциональность, превращая руки в поломанный непослушный механизм. Она медленно выдыхает, начинает их разминать, а подняв взгляд от небольшого монитора над клавиатурой, пытается отвлечься, поглядывая на ярко-белое большое солнце. Хотя, думала она про себя, все могло быть куда страшнее – рассказывать все в вживую. Видеть, как в глазах умирает частичка жизни сквозь накатывающиеся слезы, при этом сам человек не может найти в себе силы признать такую потерю, веря до последнего в наличие ошибки. Ханна пытается взять себя в руки этим сравнением, но почему-то лишь чувствует неестественно мерзкое состояние, отчего становится только хуже. Она должна сделать это, должна! Причем именно сейчас, пока есть время… пока они в безопасности, подбирает она все более верную причину. Почему-то ей трудно представить тот момент, даже то время, когда вся история с Ульем закончится, а их работа Пилигримов подойдет к логическому концу и можно будет наконец-то расслабиться, пусть и чуть-чуть, но все же расслабиться. Поверить в то, что все позади, не говоря уже о вопросе дальнейшей жизни, – это не просто во много раз труднее письма родителям Алдена: это практически кажется ей и вовсе невозможным. И вот сейчас, находясь под гнетом вполне однозначных мыслей, Ханна всерьез задается вопросом: а если вскоре кому-то придется писать ее семье о гибели дочери? Всеми возможными и невозможными силами ей хочется вырвать из головы представление того самого момента, когда родители прочтут, что их Ханна, их единственный ребенок, их доченька, которую они всю жизнь оберегали, погибла… или была убита? или числится пропавшей без вести? Все это больно для нее, но от этого не убежать, сразу говорит она себе чуть ли не вслух. Бороться с принятием такой возможности помогает Алден: его сила и воля, благодаря которым он встретил свою смерть без сожалений, принимая правила жизни. Самое страшное – умирать в одиночестве, когда никто даже не знает, где ты и что с тобой, как и никто не будет помнить тебя, – это заключение дает Ханне достаточно сил, чтобы не только начать письмо, но и закончить. Алден умер не один – пусть это и не совсем так, но он знал, что не один. Это и стало главной темой болезненного письма.

– Ты как? – через некоторое время заботливо подошел к ней Кросс, сев на место Наваро. Она сразу же повернула голову, взглянув на него своими переполненными эмоциями глазами, на что он нахмурился в непонимании.

– Пишу родителям Алдена.

– Хочешь, я это сделаю? Тебе не обяза…

– Нет! – грубо вырвалось из нее, что поскорее захотелось исправить. – Прости, я не хотела. Все нормально, правда.

– Хорошо.

Они немного помолчали.

– Я не могу отделаться от чувства, что ничем хорошим мы не закончим. Хотя сама же и настояла ввязаться в эту историю, забавно, да? Но это странно, как только я занялась письмом, сразу накрыло. Что бы мы ни делали, возможно, возврата к нормальной старой жизни не будет – меня не отпускает это. И я все думаю: с чем это может быть связано? Такое возможно из-за смерти Алдена?

Они смотрели друг на друга, не отвлекаясь, не двигаясь, словно застыли.

– Да, – Кросс ответил уверенно, но сам не до конца верил в это. – Так бывает, когда умирает кто-то близкий. Я видел это у людей, тут нет ничего великого или позорного. Просто адаптация. Позволь этому усвоиться.

– Я тоже думала об этом. Но чем больше уделяю внимания, тем меньше верится в связь одного и другого. Да, Алден умер, но ведь не просто так – как минимум он принял удар на себя и обезопасил тебя и меня, а это уже много. Да и тот человек, которого мы забрали, крайне важен для Улья, как только тут закончим, отдадим его, и они начнут производство…