Даже Петра была такой же, как раньше. Она каждое утро приходила на работу, говорила, как плохо я выгляжу, и продавала бегонии. Я выдала ей письменное уведомление об увольнении, хотя Штефан сказал, что в этом нет необходимости.

– Я ясно дал понять госпоже Шмидтке, что ее работа здесь закончится, как только питомник будет закрыт, – сказал он. – И она поняла это. Поэтому нет никаких причин выдумывать повод для ее увольнения.

– Я только уволила госпожу Шмидтке, Штефан. – Я притворно закатила глаза. – А не сбросила ее в пропасть с автомобильного моста.

– Это всего лишь из соображений получения пособия по безработице, – сказал Штефан. – Если увольнение будет обусловлено закрытием предприятия, то она получит пособие сразу. В противном случае ей придется ждать три месяца.

– Тогда она активнее начнет искать новую работу. Я собственноручно напишу ей рекомендацию.

– Это я уже сделал, – сказал Штефан.

Я сделала трагическое выражение лица.

– И что же ты там написал? Что фрау Шмидтке исключительно исполнительный и трудолюбивый работник и показала себя с самой лучшей стороны?

– Олли, – сказал Штефан. – Когда ты прекратишь делать намеки?

– Наверное, когда ты отправишься в Чикаго, – сказала я.

Лицо Штефана сразу просветлело.

– Чикаго! Это ли не фантастика? Я всю жизнь мечтал обосноваться в Штатах. Там же совершенно иное мироощущение. Я так и вижу, как в выходные мы садимся в самолет и отправляемся в Сан-Франциско!

– Супер, – сказала я.

Штефан не заметил моей иронии.

– И там можно будет заиметь великолепный садик, которым ты будешь заниматься только для себя.

Этот человек, похоже, игнорировал все, что ему говорилось. Только ради того, чтобы убедиться в этом, я спросила:

– А как же мое шоу?

– Ах, Олли, сладкая. Разве ты не знаешь, как это бывает на телевидении! Стоит вам сделать пилотный выпуск, как придет дядя и заберет у вас и идею, и программу. Оливер столько лет на телевидении, а так и не смог вскарабкаться повыше. Но этот проект будет очень кстати при твоем устройстве на новую работу.

– Ну, это само собой, – сказала я.

В тот день, когда Штефан направился на собеседование по поводу устройства на новую работу, Эвелин принесла в магазин огромное блюдо с выпечкой.

– Рождественские коврижки? – не скрывая отвращения, спросила Петра. – Уже сегодня?

– Нет, – ответила Эвелин. – Это совсем не рождественские коврижки.

– Но они же в форме звездочек, оленей, снеговиков и маленьких Николаусов,[23]– настаивала Петра, щупая выпечку длинными искусственными ногтями.

Похоже, Эвелин воспользовалась единственными имевшимися в нашем доме формочками, подаренными мне еще на восемнадцатилетие приемной матерью. (День рождения у меня незадолго до Рождества, и, очевидно, это должно было считаться наиболее подходящим подарком. Проблема в том, что готовка никогда не относилась к числу моих любимых занятий.)

– Это верно, – сказала Эвелин. – Просто по форме можно отличать их состав. Допустим, звездочки выпекались со специальным обезжиренным маслом. Так сказать, без холестерина. А Николаусы без сахара. В каждом олене не больше двух калорий. Эти коврижки приготовлены так, что при их употреблении можно больше калорий потерять, чем заработать.

– Вот это да! – воскликнула Петра, глядя на выпечку уже совсем другими глазами. – И даже шоколад.

– Да – и марципан тоже внутри. – Эвелин сделала серьезное лицо. – Можешь поверить, но когда-то я весила больше сорока килограммов.

– Правда? – воскликнула снова Петра. – Никогда бы не подумала, – поколебавшись, добавила она.

Эвелин бросила на меня лукавый взгляд, ясно дававший понять, что никогда в жизни она не весила ни на грамм больше, чем теперь. Конечно, нет.

– С этими коржиками я сумела сбросить все за четыре недели, – сказала Эвелин Петре. – И если теперь меня мучает чувство голода, то я могу есть мучное столько, сколько захочу, не опасаясь, что на следующий день не влезу в свои самые узкие джинсы. Даже наоборот: если у меня появляется несколько лишних граммов, я просто съедаю пару Николаусов.

– Вот это да! – снова воскликнула Петра. – А я-то не то чтобы имею проблемы с весом, но всегда вынуждена себя во всем ограничивать.

– Это мне знакомо, – сказала Эвелин. – Иногда приходится брать себя в буквальном смысле за горло, чтобы противостоять соблазну. Очень жестоко.

Петра кивнула.

– А вот с этими коржиками можно положить конец постоянному чувству голода.

– А они хоть вкусные? – спросила я.

– Еще какие, – ответила Эвелин. – Возьми попробуй… вот хотя бы звездочку.

Петра завистливо наблюдала, как я беру с тарелки коржик. Я с опаской откусила кусочек. Нет, не то чтобы я опасалась за качество обезжиренного масла и некалорийного шоколада. Я просто боялась, что на вкус конопля такая же противная, как и когда ее куришь.

– Потрясающе! – восхищенно воскликнула я. Взгляд Петры стал еще более завистливым.

– Правда? – Эвелин сияла от радости. – Я долгие годы добивалась этого, потому что покупать такую выпечку было непосильно дорого. А раньше купить нечто подобное можно было вообще только за границей, здесь, в Германии, все никак не приобретут патент.

– Типично немецкая проблема, – сказала Петра, с жадностью рассматривая коржики. – Все равно лучшие нейтрализаторы аппетита можно получить только из США.

– Да, но здесь они еще и не облагаются пошлиной, – продолжала разглагольствовать Эвелин. – Я имею в виду мои коржики.

– Ага, – сказала я и задержала руку с половиной коржа на полпути ко рту.

Ага! Кажется, начинка уже начала действовать, потому что я почувствовала, как меня слегка повело.

– Итак, у меня появился интерес вот к этому снеговику.

Впервые с того времени, как я с ней познакомилась, тон Петры был невероятно вежливым. Эвелин помедлила:

– Но я не знаю, разрешено ли мне распространять этот рецепт в нашей стране.

– Ах, если бы ты знала, как мне нравится кушать то, что не разрешено! – рассмеялась Петра.

И это было новостью. Словно она уже попробовала кусочек коржика.

– Ну, хорошо, – сказала Эвелин и протянула Петре тарелку.

Петра с плохо скрываемой жадностью схватила снеговика и сразу откусила у него голову.