Отношения у нас с Толиком были ровными, он, казалось, смирился с моим проживанием у себя под боком и даже был этому рад.

Я честно старалась угодить ему в любых мелочах: готовила обеды и ужины, стирала его рубашки, убирала роскошную квартиру, а кроме того, прилежно занималась на английских курсах и читала толстые книги по истории искусств.

Толик редко разговаривал со мной, все больше сидел в кресле, о чем-то глубоко задумавшись, иногда мог исчезнуть на несколько дней кряду, никогда не сообщая о своем местонахождении ни мне, ни бабке.

Та тоже притерпелась ко мне, постепенно перестала ворчать, и по вечерам, оставшись одни в квартире, мы с ней вполне миролюбиво чаевничали за широким обеденным столом в гостиной.

О том, для чего нужно было полностью менять мой облик, Толик так и не заикался. Денег у него было предостаточно, каждое утро он выдавал нам с бабкой по полтыщи на хозяйство, и все мои попытки разузнать, какая же деятельность дает столь хороший заработок, разбивались в пух и прах о язвительную ухмылку.

– Не будь любопытной, Василек, – назидательно говорил он, – береги свой нос, он у тебя очень симпатичный.

Мне ничего не оставалось, как молчать и надеяться на то, что с Толиком все будет в порядке, он не пойдет по стопам своих родителей. Но в целом я была довольна и счастлива, нисколько не грустила о брошенном образовании, оставленных в интернате приятелях, и даже Анфису и Жанну вспоминала все реже.

В самом конце августа Толик целую неделю почти круглыми сутками говорил по телефону, закрываясь у себя в комнате, чтобы мы с бабкой не мешали. Он стал выглядеть усталым, почти не ел, ночами вздрагивал во сне, и я не на шутку встревожилась, что у него серьезные неприятности.

Однако неожиданно все прекратилось. Телефон больше не звонил, Толик несколько дней безвылазно сидел дома, вид у него был довольный и веселый, и я то и дело ловила на себе его взгляд, пристальный и загадочный.

На выходные он куда-то исчез, а появился в понедельник рано утром. Я как раз собиралась на курсы и надела то самое платье, которое мы с ним купили полтора месяца назад в бутике универмага.

Толик, не снимая кроссовок, прошел по коридору, заглянул в спальню, увидел меня перед зеркалом, и лицо его стало холодным и серьезным.

– Ты куда? – спросил он, прикрывая дверь.

– На курсы. Сегодня последнее занятие, дальше нужно переходить на другой уровень.

– Не нужно. – Толик приблизился ко мне вплотную. Я явственно увидела, что он чем-то взволнован. – Василек, пришло время вспомнить, о чем мы договаривались, когда я брал тебя сюда. Ты помнишь?

– Конечно. – Я ласково провела рукой по его щеке. – Сделаю все, чего бы ты ни попросил.

– Тогда сядь. На курсы ты сегодня не пойдешь, да и вообще, они больше тебе не понадобятся. Я уверен, с твоими способностями ты и так научилась всему, о чем только можно мечтать.

Я сделала слабую попытку возразить:

– Что ты! Знаешь, как у нас некоторые владеют языком? Вот в соседней группе, например, девочка прошлым летом ездила в Оксфорд и…

– Мне не нужно, чтобы ты стажировалась в Окфорде, – перебил Толик и кивком указал на свое любимое кресло в углу у окна. – Сядь, Василек. Помолчи и послушай, что я тебе скажу.

Он говорил спокойно, негромко и вполне доброжелательно, но почему-то по спине у меня поползли противные мурашки. Я села, куда велел Толик, приготовившись услышать нечто важное и даже пугающее.

– Ты все это время интересовалась, откуда у меня деньги, – проговорил Толик все тем же тихим голосом, прохаживаясь передо мной по комнате взад и вперед. – Сейчас я открою перед тобой карты. Я взял кредит – очень большой, его дали мне бывшие компаньоны отца. Я должен отдать его в течение года, иначе набегут огромные проценты. Понимаешь?

– Да. – Я поспешно кивнула.

– Ну вот. На эти деньги мы с приятелями организовали посредническую фирму. Пока что дела у нас шли так себе, и это естественно: в бизнесе часто приходиться сначала работать в минус. Но теперь ситуация изменилась. – Толик остановился в шаге от кресла, скрестив руки в позе Наполеона. – Теперь, Василек, у нас появился солидный и богатый клиент. Он готов подписать с нами сделку, крупную и крайне выгодную. Она вернет сразу четверть кредита, поэтому за нее нужно держаться руками и ногами.

Я не понимала, куда он клонит. Чем я могла помочь Толику и его компаньонам осуществить желаемую сделку? Я ни бельмеса не смыслила в бизнесе, понятия не имела, что значит посредничество, и вообще опасалась держать в руках суммы, превышающие тысячу рублей.

Толик между тем подошел ко мне совсем близко.

– Слушай дальше, – произнес он, – у нас почти все получается. Почти. Мешает одна-единственная деталь: у нашего клиента есть деловой партнер, который упорно не желает, чтобы тот подписывал контракт.

– Почему? – вырвалось у меня.

– Не знаю, – отрезал Толик. – Не хочет, и все. Клиент зависит от мнения этого человека, сделка под угрозой срыва.

– Нужно заставить этого партнера изменить свое решение, – запальчиво проговорила я. В этот момент я готова была задушить неведомого кого-то, по вине которого Толику грозило разорение. Он представлялся мне наихудшим из злодеев, человеком, покусившимся на мое счастье.

Толик внезапно усмехнулся и присел на корточки перед креслом.

– Нужно. И это сделает не кто иной, как ты.

– Я?! – Я попыталась вскочить, но он толкнул меня обратно в кресло.

– Сидеть! – Тон его моментально переменился, из тихого и задушевного сделался откровенно грубым и злым. – Не рыпайся и слушай: я еще не все сказал! Да, это будешь именно ты. У тебя есть все, что делает мужиков беспомощными и готовыми на все: красота, изысканность, хитрость, смекалка. Ты уже проделывала подобные фортели, и не раз. Помнишь, тогда, в интернате, с серебряными часами? Помнишь?

Я вжалась в спинку кресла, но Толик придвинулся ко мне вплотную, насколько это было возможно. Его глаза, не мигая, смотрели прямо на меня, пальцы до боли сжимали мои запястья.

– Помнишь? – в третий раз повторил он, чуть понизив голос, и, не дождавшись ответа, кивнул сам себе: – Ладно, молчи. Это даже хорошо, что ты ничего не говоришь. Значит, правильно воспринимаешь мои слова. Ты должна будешь познакомиться с этим лохом, как бы случайно, при самых заурядных, бытовых обстоятельствах, например на улице. Втереться к нему в доверие, получить доступ в квартиру. А дальше – каким-то образом совершить в его мозгах революцию