Михаил, как обычно, на зиму закрылся в шахте, тем более что, по его расчётам, в январе он должен был стать отцом. Николай, городской старшина, сдержал все свои обещания — за рыбу, переданную ему парнем, обеспечил его всем, что было заказано. Так что в зиму семья Михаила тоже вступала уверенно. Сам же парень хотел поискать пути к восстановлению Храма, пошарить по Старым дорогам, поискать способ оживить арийское сооружение. Он прекрасно понимал, что лишь оно может спасти людей и помочь восстановить цивилизацию. Так что заняться было чем… А пока — возле пылающего камина, собственноручно изготовленного им, с любимой женщиной рядом, вяжущей из шерсти крохотные варежки и пинетки. Возле решётки, за которой уютно пляшут языки чистого огня от берёзовых плашек, два здоровенных мохнатых комка, положивших морды на вытянутые передние лапы и смотрящих в пламя, отбрасывающее отсветы в оранжевые глаза. Тепло и уют, омывающие зачерствевшую душу…

…— Потерпи, милая! Потерпи чуть-чуть! Сейчас, всё сейчас будет хорошо!

Люда замычала сквозь стиснутые зубы — она оступилась с лестницы и упала вниз с высоты второго этажа на бетонный пол капонира. Михаил ей запрещал ходить одной в последнее время. Остерегался всяких неожиданностей. Но тут ничего неожиданного не предвиделось, и парень отпустил жену одну. Люде вдруг захотелось что-то найти на складе, и вот она сорвалась… Неожиданно закружилась голова, и молодая женщина… парень вывалился из радужного окна, торопливо бухнул в дверь носком ботинка, держа на руках закутанную в большой тулуп жену, закричал:

— Помогите! Врача!

Послышались голоса, дверь распахнулась, по лицу мазнуло теплом и ярким светом:

— Что случилось?!

— Она упала… Беременная! На девятом месяце уже!

Средних лет мужчина всмотрелся в парня, отшатнулся назад:

— Ты?!

— Да! Наг тебя побери! Зови врача!

— Сейчас…

Убежал, а Михаил осторожно опустил Люду на кушетку, стоящую в коридоре. Та застонала, вновь закусила и так искусанные в кровь губы. Парень лихорадочно забормотал:

— Потерпи, родная. Мы уже на месте. Сейчас будет врач…

По коридору уже спешили несколько человек в белых, как в старые времена, халатах. Парня бесцеремонно оттолкнули в сторону. Истекающую кровью женщину на «раз-два» затащили на каталку, повезли. Михаил было дёрнулся за ними, но на него бесцеремонно рявкнули, приказывая остаться. Каталка с телом Людмилы исчезла за белыми занавесками. Только тогда парень немного пришёл в себя — осмотрелся: чисто, тепло, совсем как до чумы. Сел на ту же кушетку, на которой до этого лежала супруга, обхватил голову руками… Он чувствовал, как ей больно. Все её страдания. Сидя неподвижно, пытался, по мере сил, облегчить ей боль. Иногда ему это удавалось. Но чаще — нет. Её сердце затухало, но вот второе, крохотное и светлое — разгоралось всё ярче и ярче. Что же там творится, в операционной… И вдруг его резнуло, словно ножом. Михаил вскочил, собираясь броситься туда, за занавески, где шла операция, но в этот момент услышал… Не крик, а писк. Некое кряхтение. И не ушами, а сердцем. Ребёнок?! Он жив! Радость наполнила парня, но тут же он опомнился — сердца Людмилы он больше не чувствовал… А из-за занавески выходила женщина с суровым лицом:

— Вы муж?

Дождавшись, пока островитянин осипшим голосом ответит «да», чуть тряхнула короткими волосами, выбивающимися из-под белой шапочки:

— У вас мальчик. На удивление — крепкий и здоровый карапуз, весом почти четыре восемьсот. С ним всё будет в порядке. А вот с его мамой…

Сглотнула ком в горле:

— Мы не волшебники… Простите… Я вам соболезную…

…— Что думаешь делать?

— Не знаю…

Михаил сидел на той же кушетке, напичканный транквилизаторами, от которых, впрочем, было мало толку. Николай сидел рядом, искренне соболезнуя этому странному, но по-своему доброму парню, не раз вытаскивавшему всех из пропасти смерти.

— У нас есть две кормилицы. Так что пока можешь оставить пацана в больнице. Он ещё слабенький. Всё-таки роды преждевременные, хотя и не слишком. Да и как ты сам его выкормишь, без материнского молока?

— Я понимаю… Так будет лучше всего. Но я его потом заберу.

Мужчина вскинул руки вверх раскрытыми ладонями:

— Естественно! Только пусть хотя бы месяца два-три ему будет. Чуть окрепнет, да и можно будет на обычное молоко перевести. Мне врач сказала…

— У меня куча молочных смесей есть… Прокормлю. И воспитаю.

— Ты это… Крепись… Жалко твою девочку…

Неожиданно для горожанина парень вскинул голову и глухо, как-то страшно произнёс:

— Я — отомщу.

— Кому?!

Николай опять заподозрил неладное, но Михаил пояснил:

— Это вина нагов. Люда… От моего ребёнка у неё началось восстановление… И змеи учуяли это. У меня не хватило сил прикрыть… Морок кобры. Вот чего она испугалась…

— Ты что, опять?!

— Я знал, что ты не поверишь…

Цепко ухватил мужчину за руку, словно выстрелил короткую фразу… Обстановка изменилась. Николай с удивлением осмотрелся — гранёные шестигранные коридоры, стены, исписанные непонятными светящимися рублеными знаками, по которым пробегали, затухая световые волны алого цвета. Большой круглый зал с гранёной пирамидой в центре, словно наполненной светящимся туманом.

— Мы…

Вместо ответа островитянин ухватил его за грудь, поволок, невзирая на сопротивление, к сияющему облаку.

— Ты что творишь?!

…Бесполезно. Тот словно ничего не слышал и не видел, действуя, словно в трансе. Николай попытался оторвать от куртки пальцы парня — с таким же успехом можно было попытаться порвать стальной трос толщиной в руку. Через миг горожанин почувствовал, что его поднимают в воздух, ноги потеряли опору, и он едва успел прикрыть глаза, когда его со всей силы впечатали в светящийся туман… Боль. Ужасающая, рвущая каждую клеточку тела боль, которой он никогда не испытывал прежде… Застонал сквозь изо всех сил стиснутые зубы, попытался открыть глаза — бесполезно. Ничего не видно, кроме того самого белесо-сизого тумана, струящегося вокруг него плотными волнами. А боль всё сильнее. Всё хуже и хуже… И липкий сумрак, заставляющий покрыться холодным потом… Что-то лопнуло внутри, оборвалось, из горла булькнув, вырвалась струя крови, какие-то сгустки… Снова мрак… Михаил взглянул на бьющееся в свете тело, из которого выходила змеелюдская примесь… Теперь их будет двое. Это лучшее, что он сможет сделать сейчас… Для себя. Для него. Для всех людей… Да, у него горе. Но он переживёт. И вырастит сына. В конце концов, что значит одна маленькая трагедия на фоне истории всего человечества?.. Даже если для конкретно взятой личности эта трагедия безмерна?..

…Осмотрелся, внимательно всмотрелся в руны на стене и вдруг понял, что понимает их… Проснулась генная память?! Шевеля губами, попытался сложить знаки в слова и убедился, что получается… Но не это было главным, а другое — при попытке задать вопрос знаки менялись, выдавая решение. Информаторий?! Получается, что да… Храму не хватает энергии. Силовое поле уже с трудом сдерживает натиск воды Баренцева моря. Срочно нужна подзарядка. С другой стороны — Алтарь и есть источник этой самой энергии, и хотя он задавлен Капищем, но гаснет не только поэтому: слишком мало потребление! Всего-то на подзарядку одного человека. Поэтому системы просто не могут работать нормально. Возникают паразитные явления, приводящие к износу всего механизма. А вот если объединить оба эти устройства, Храм и Алтарь, тогда — да, тогда можно будет пободаться с нагами… А реально ли это? И подсказка на сияющих алым светом стенах — да. Возможно. Но… Прочитал решение. Усмехнулся краешком губ. Что же… Бросил взгляд на уже застывшее тело, висящее неподвижно в воздухе, покрытое потёками засохшей крови. Шагнул к пирамиде света. Возложил руки на вершину, закрыл глаза, сосредоточился… И невыносимая тяжесть на плечах, от которой трещат собственные кости… Гулкие удары сердца, отдающиеся в ушах… Шум крови, распирающей вены и артерии… Сияющий свет из ладоней, льющийся в пирамиду, в центре которой неподвижно висит обнажённое тело… И содрогание могучих механизмов где-то далеко внизу, под толщей базальта, почти у земного ядра… На мгновение всё померкло, но Михаил почувствовал, что нечто меняется. Снизу послышались толчки, снова гул, затем возникли звуки. Плеск волн, крики встревоженных чаек… Остров всплыл. Энергия, отданная парнем, помогла вновь поднять его на поверхность. Осталось немного… Шатаясь от возникшей вдруг слабости, подошёл к стене, где открылся проход, вошёл в начинающую светиться нишу, раскинул руки. Жаль, что его хватит теперь ненадолго. Но это стоит того… Михаил не видел, как раскрылась вершина идеально круглого базальтового массива, возникшего из-под свинцовой глади моря. Там, среди шести каменных лепестков появилась точно такая же пирамида, как была на его острове, где он жил. Некоторое время ничего не происходило, но потом вдруг из мрака полярной ночи в пирамиду упёрся невесть откуда взявшийся луч света. Шестигранник вспыхнул алым пламенем, рассыпая искры вокруг, щедро усеивая ими серо-розовую поверхность камня, начавшего стремительно светлеть. Послышался треск, шорохи, миллионнолетние наслоения начали отваливаться с поверхности Храма, очищая её. Из-под камня стала проявляться матовая полупрозрачная поверхность, стремительно набирающая цвет. Всё больше и больше, вот уже весь шар очистился, затем дрогнул, и словно волны побежали от него, огибая планету. Раз, другой, третий… И с каждой волной Михаил кричал от невыносимой, рвущей каждый нерв боли… Шестой, последний! Ниша потухла, безжизненное тело вывалилось наружу. Бесшумно сомкнулась дверь, пряча управление. Кожа слегка дымилась, одежда обуглилась, волосы осыпались серым крошевом…