Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я понимаю, это вызывает сомнения, — говорю я, пробираясь сквозь толпу. — Как только партия одежды была приобретена у производителя, продавец абсолютно законно может поменять исходные бирки на свои собственные. Но он не может заменить их на бирки другого продавца.
— Подожди, но почему?
— Потому что информация, касающаяся состава ткани и страны происхождения или регистрационного номера производителя, должна оставаться неприкосновенной. Подделку ярлыков обнаружить крайне трудно, случаи подделки редко становятся известны, — ору я через плечо.
Кортни целует Пола Оуэна в щеку, они крепко держат друг друга за руки. На меня находит оцепенение, я останавливаюсь. Райнбек натыкается на меня. Но Кортни уже уходит, и на ходу машет кому-то рукой.
— Так что же делать? — кричит сзади Райнбек.
— Покупай одежду известных марок у продавцов, которых ты знаешь, и сними эти мудацкие рога со своей головы, Райнбек. Ты выглядишь, как идиот. Прошу прощения.
После того, как Хемфри нащупывает на своей голове рога и восклицает: «О боже!», я ухожу.
— Оуэн! — кричу я, радостно протягивая руку, а другой рукой хватаю мартини с подноса проходящего мимо эльфа.
— Маркус! С рождеством, — пожимает мою руку Оуэн. — Как дела? Все работаешь?
— Давненько тебя не видел, — говорю я, потом подмигиваю. — Все работаешь?
— Мы только что вернулись из клуба «Knickerbocker», — говорит он, здоровается с толкнувшим его человеком («Привет, Кинсли»), потом снова поворачивается ко мне, — Мы едем в «Nell's». Лимузин у подъезда.
— Надо бы как-нибудь пообедать, — говорю я, пытаясь как-то тактично подвести разговор к счетам Фишера.
— Да, отличная мысль. Может, ты взял бы с собой…
— Сесилию? — гадаю я.
— Да, Сесилию, — отвечает он.
— О, Сесилия будет… в восторге, — говорю я.
— Ну, так давай так и сделаем, — улыбается он.
— Да, можно пойти в… «Le Bernardin», — говорю я, затем после паузы, — покушать… морепродуктов. А?
— В этом году «Le Bernardin» в первой десятке «Загата». — кивает он. — Ты в курсе?
— Можно там заказать… — я снова замолкаю, смотрю на него, потом более решительно продолжаю, — рыбу. А?
— Морских ежей, — говорит Оуэн, обводя взглядом комнату. — Мередит обожает тамошних ежей.
— Правда? — говорю я.
— Мередит, — зовет он, делая знаки кому-то за моей спиной. — Пойди сюда.
— Она здесь? — спрашиваю я.
— Она там разговаривает с Сесилией. Мередит, — кричит он, маша рукой. Я оборачиваюсь. Мередит и Эвелин пробираются к нам.
Я быстро поворачиваюсь обратно.
Мередит идет рядом с Эвелин. На ней габардиновое платье с бисером и болеро от Geoffrey Beene из Barney's, золотые сережки с бриллиантами от James Savitt ($13000), перчатки дизайна Geoffrey Beene для Portolano Products. Она говорит:
— Да, мальчики? О чем это вы тут болтаете? Обсуждаете планы на Рождество?
— О морских ежах в «Le Bernardin», дорогая, — говорит Оуэн.
— Моя любимая тема, — Мередит обвивает рукой мое плечо, доверительно шепча на ухо, — они восхитительны.
— Прелестно, — нервно откашливаюсь я.
— А что вы думаете о вальдорфсском салате? — спрашивает Эвелин. — Понравился?
— Сесилия, дорогая, я его еще не пробовал, — говорит Оуэн. Он видит знакомое лицо в другом конце комнаты:
— Но я хотел бы понять, почему Лоуренс Тиш разносит глинтвейн?
— Это не Лоуренс Тиш, — мямлит Эвелин, искренне расстроенная. — Это рождественский эльф. Патрик, что ты наговорил ему?
— Ничего, — отвечаю я. — Сесилия.
— А кроме того, Патрик, ты — Мистер Гринч.
При упоминании моего настоящего имени я тут же начинаю болтать, надеясь, что Оуэн ничего не заметил.
— Знаешь, Сесилия, я сказал ему, что по-моему, это как бы смесь из них обоих, вроде… — я замолкаю, кидаю на них быстрый взгляд и робко выдавливаю — рождественский Тиш.
Потом я нервно выдергиваю веточку петрушки из фазаньего паштета, которую проносит мимо эльф, и, не дав Эвелин опомниться, поднимаю веточку над ее головой.
— Осторожно, омела, — ору я.
Окружающие внезапно отшатываются от нас, я целую Эвелин в губы, не сводя глаз с Оуэна и Мередит, оба они как-то странно смотрят на меня, и краем глаза я замечаю Кортни, которая разговаривает с Райнбеком и отвечает мне ненавидящим взглядом.
— Парик, — начинает Эвелин.
— Сесилия! Пойди-ка быстренько сюда, — тяну я ее за руку, потом обращаясь к Оуэну и Мередит. — Извините нас. Мы должны поговорить с этим эльфом и, все выяснить.
— Простите меня, — говорит Эвелин, беспомощно пожимая плечами, пока я тащу ее за руку. — Патрик, в чем дело?
Лавируя между людьми, я увожу ее в кухню.
— Патрик? — спрашивает она. — Что нам делать на кухне?
— Послушай, — я крепко держу ее за плечи и смотрю прямо в глаза. — Поехали отсюда.
— Патрик, — вздыхает она. — Я не могу уйти. Разве тебе здесь плохо?
— Почему ты не можешь уйти? — спрашиваю я. — Какие доводы тебе нужны? Ты и так пробыла здесь слишком долго.
— Патрик, эта моя рождественская вечеринка, — говорит она, — и, кроме того, с минуту на минуту эльфы запоют «О, Таннембаум!»[31].
— Ну же, Эвелин. Давай уйдем отсюда, — я на грани истерики, я паникую от того, что Пол Оуэн или, того хуже, Маркус Холберстам могут войти на кухню. — Я хочу увести тебя от всего этого.
— От всего чего? — спрашивает она, ее глаза сужаются. — Тебе не понравился вальдорфсский салат, так?
— Я хочу увести тебя от этого, — обвожу я жестом кухню. — От суши, эльфов… от всего.
Эльф входит в кухню, ставит поднос с грязными тарелками и за ним я вижу, как Пол Оуэн склонился к Мередит, которая что-то кричит ему на ухо, пытаясь перекрыть музыку, а он ищет взглядом кого-то, кивает, потом в поле зрения входит Кортни и я хватаю Эвелин и притягиваю ее к себе.
— Суши? Эльфы? Патрик, я ничего не понимаю, — говорит Эвелин. — Мне это не нравится.
— Пошли, — крепко сжав ее руку, я тащу Эвелин к выходу. — Ну хоть раз в жизни поступи безрассудно. Хотя бы раз в жизни, Эвелин!
Она останавливается, отказывается идти, потом вдруг начинает улыбаться, обдумывая мое предложение, и все же она только слегка заинтригована.