Похороны Эльды были быстрыми, как и все остальные. Тела отвезли на кладбище, после короткой, бездушной речи человека, отдаленно напоминающего священника, облили какой-то горючей смесью. Благодаря ей тела сгорели меньше чем за час. Затем засыпали прах в урны, передали могильщикам, а те, не растрачивая понапрасну времени, опустили их в приготовленные могилки, закопали и приладили сверху плиту. Вот и все похороны. Азея еще недолго стояла возле, снова и снова читая на каменной плите выведенное белилами имя. Понимала, а не верилось. Всего около двух суток назад Эльда дышала, говорила, жила. Всего каких-то почти два дня… А теперь вся она, вся ее жизнь, вдруг стала горсткой седой пыли в глиняном горшке.

Азея не могла долго терзать себя. С тем, что произошло, уже ничего нельзя было поделать. Эльда умерла, зато выжили ее дети. Гаспер и маленький Рид. Аллер в тюрьме, его судьба спрятана в дымке неизвестности. Линварда среди мертвых не нашлось. Значит, она будет искать среди раненых. И найдет, во что бы то ни стало. Если ее Линвард выжил, она перевернет всю Фелидию, но найдет его.

Когда Азея вернулась домой, первым ее встретил Гаспер. Беззвучно, как котенок, он вышел из угла, вперил в Азею вопрошающий взгляд. Он знал, куда она ходила. И ждал рассказа. А Азея не знала, что ему сказать. Правду? Слишком жестоко. Солгать? Гаспер не заслуживал лжи, какой-бы сладкой она ни была.

Азея просто присела на корточки и крепко, как родного, обняла мальчика, погладила по волосам, поцеловала в висок. Это был сын Эльды, а говорят, что родители отпечатываются в своих детях. Эльда и Аллер будут жить до тех пор, пока живы Гаспер и Рид. И она, Азея, ни за что не оставит их. Вырастит, поставит на ноги, и не скроет правды о том, кем и какими были их настоящие родители. Она клянется. И сдержит свою клятву так же, как Линвард держал свою.

Крепкие, привыкшие к оружию, пальцы с ключами справлялись плохо, путались, заплетались и пару раз чуть даже не выронили увесистую связку. Тюремщик выругался. Еще вчера он был воином, преданно служил в пехоте, во время штурма храбро сражался с защитниками, а теперь… А что теперь? Ему сказали, что повысили по службе. Хорошее же повышение — следить в темноте и сырости за тем, чтобы заключенные тихо сидели в своих клетках. А тюрьма — что зверинец. Разница не велика. Выходит, он теперь что-то вроде надсмотрщика, дрессировщика.

Нужный ключ все-таки нашелся. Тюремщик оглянулся, и в который раз одарил посетителя хмурым взглядом.

— Вы уверены, что хотите его видеть? — спросил он с сомнением.

— Конечно, — невысокий всадник даже головы в его сторону не повернул, — иначе бы я не пришел сюда.

— Еще бы, — тихо проворчал тюремщик, отпирая небольшую дверь, ведущую в подземелья, — сюда просто так никто не ходит.

Его назначили сюда, когда тюрьма осталась без присмотра. Прежний надзиратель оставил своих подопечных и ушел защищать Аборн. Там и погиб. Заключенных, по большей части, отпустили, как незаслуженно обвиненных. Теперь недавние преступники становились героями, а опустевшие камеры заполнили предателями. Воинами, которые во время штурма отказались поднимать меч на соотечественников. Таких было девять человек, и все они сменили оружие и плащи на кандалы, соломенную подстилку и холодные стены тюрьмы.

Теперь тюремщик недоумевал, какое лихо занесло сюда посетителя. К заключенным было позволено допускать только судей, да и это было редкостью. Чтобы пропустили простого воина, всадника, пусть даже и Главу отряда, было абсурдом. Однако, в руках у посетителя было разрешение, подписанное лично Главой Конных Воинов Кристом, а с таким документом не поспоришь.

— Только поосторожнее с ним, — посоветовал тюремщик через плечо, — этот псих какой-то. Сидит, молчит, будто все равно ему, а потом как бросится… Если бы не решетка и кандалы, точно бы всех перегрыз. Такому никакого оружия не надо.

— Разберусь, — сдержанно промолвил гость.

Глава «Крылатого» не поверил слухам. Когда до его ушей долетело, что один из его всадников, идет через город и безжалостно убивает как врагов, так и других воинов, Римальд был готов забыть про обычную сдержанность и немедленно покарать наглеца за откровенную ложь. Представить, что хоть кто-то из его людей осмелится не только нарушить приказ, но и поднять руку на своих товарищей по службе, Римальд просто не мог. Это граничило с небылицами, и оскорбляло его, как Главу отряда.

Римальд потребовал объяснений, призвал очевидцев, и, к своему ужасу понял, что все сказанное оказалось правдой. Воином был Аллер, и на его счету оказалось более двенадцати жизней воинов и семи защитников Аборна. Римальд ошалел от подобных известий, пыл свой умерил и потребовал личной встречи с преступником, которого уже отправили в тюрьму Аборна. Получив жесткий отказ, Глава «Крылатого» не смирился и отправился прямиком к Главе Конных Воинов, в надежде, что тот выслушает его доводы и позволит увидеть бывшего подчиненного. Римальд дождался Криста и уверенно, всем видом демонстрируя, что не примет отказа, заявил, что не в силах терпеть подобного позора. Крист остался доволен обращением Римальда, в горячих словах его усмотрел честь настоящего воина, и выдал ему разрешение на посещение заключенного.

Пока Римальд спускался в темное подземелье, в его голове никак не могло уложиться, что один из лучших его воинов превратился в безумного убийцу. Он обязан был увидеть Аллера собственными глазами, расспросить, понять мотивы, толкнувшие его на столь страшные действия против своих же.

Тюремщик остановился возле темной, как могила, камеры. За решеткой едва ли что-то можно было различить. Римальд снял со стены факел и приблизился.

— Осторожно, — снова предупредил тюремщик, а сам поспешил попятиться. — Цепи у него, конечно короткие и крепкие, но говорят, демоны придают безумцам лишних сил. Я бы не хотел, чтобы он разорвал вас на части.

— Это предрассудки, — спокойно промолвил Римальд, поднял факел повыше, напряг зрение.

Сомнений быть не могло. На полу камеры, на скудной подстилке из прелой соломы, прислонившись спиной к стене, низко склонив обреченную голову, вытянув одну ногу и поджав другую, сидел высокий, крепкого телосложения человек в потрепанном, грязном темно-синем военном одеянии. Руки и ноги его обхватили оковы, от которых тянулись к стенам толстые плетения цепей. Узника держали, как агрессивного, особо опасного, только когда Римальд стоял возле решетки, почти прикасаясь к ней грудью, пленник даже не шевелился. Он словно спал, только Главе «Крылатого» чудилось, что он видит, как ярче звезд летней ночью, сверкают остановившиеся глаза пленника.

— Аллер! — сурово, почти приказывая, позвал Римальд. — Аллер, это я — Римальд. Я пришел, чтобы говорить с тобой.

Человек даже не шевельнулся, не грохнули, потревоженные неловким движением, в тюремной тишине кандалы. Аллер либо не слышал, либо не хотел слышать.

— До меня дошли дурные вести, — продолжал Римальд, не собираясь отступать, — я, надеюсь, ты понимаешь, о чем именно я говорю. Но мне бы хотелось услышать о произошедшем из твоих уст, Аллер. Что ты можешь сказать в свое оправдание? Или же ты опровергнешь все слухи? Отвечай, же