Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евгений Лаврентьев
Мы попросили Шнура написать песню для фильма «Личный номер», просто потому что он тогда был дико популярный — логика была ровно такая. Подходит его музыка к фильму, не подходит — это вообще не рассматривалось. Если бы на тот момент была актуальна София Ротару, значит, на фильм «Личный номер» пригласили бы ее. Я встретился с ним несколько раз, у него был совершенно деловой подход, он был очень адекватный, вел себя спокойно, посмотрел трейлер фильма. Я, в принципе, заказывал ему песню про некую борьбу офицера с врагом и победу в этой борьбе. У него было два варианта песни, но все они были под такой гитарный дембельский бой. Мы ожидали какой-то песни типа «террористам пиздец», строго говоря, не понимали, что он вообще будет делать. Потом он прислал окончательный вариант — я подумал, что песня не очень-то получилась по гамбургскому счету. (Впрочем, потом я услышал финальную песню в «Статском советнике» и понял, что может быть еще хуже.) Я почему-то вспоминал тогда Окуджаву, который всегда отказывался петь на концертах «Горит и кружится планета», мотивируя это тем, что песня написана на заказ. Тут в принципе ситуация была похожая — Шнур мог бы, по-хорошему, постараться и написать что-то помощнее, но уж… как вышло.
За песню он получил пятьдесят тысяч долларов.
Сергей Шнуров
Я никаких бюджетов никогда не осваивал. Я все деньги заработал своим потом на концертах. И ни копейки никому не должен — ни налоговой полиции, ни ментам. Слава Аллаху, что они никогда не охраняли меня на концертах. Потому что я знаю — я выйду на улицу, я буду сам за себя. И вы, ребята из государства, пожалуйста, тоже давайте сами за себя. Я чувствую их безответственность по отношению ко мне и хотел бы, чтоб они чувствовали мою ответную безответственность по отношению к ним. Я не хочу ни за что платить! За что? За эти уебищные коммунальные услуги, за то, что вода из крана течет? Спасибо царю-батюшке, который проложил водопровод. Вода, которая течет у меня из крана, в план Путина точно не входит. Бог бы с ней, с водой — есть и пожестче тема. Беслан Путина. Вот как можно было так поступить? Вот что они там три дня сидели — чтобы потом всех уничтожить? Это какое-то нечеловеческое отношение к людям. И я всегда помню, что государство мне не друг.
Алексей Зимин
Когда Шнуров поссорился с «Галой», он решил открыть свой собственный лейбл. Причем заниматься не только звукозаписью, а всем подряд — чуть ли не голубцы консервировать с кетчупом.
Звонит мне из Питера и говорит:
— Я все придумал. Лейбл будет называться «Шнурок». Ты будешь главным редактором.
— А ты кем?
— Я буду замдиректора. У меня даже трудовая книжка есть, там написано «Шнуров Сергей Владимирович, профессия — замдиректора».
Я, кстати, три года спустя видел эту книжку, не соврал.
— А кто директором будет?
— А какая разница. Светик будет. Севыч. Или вот Семеля назначим.
— И что я буду редактировать? Группу «Ленинград»?
— Все будешь. У нас большие планы. Завтра по этому поводу устраиваю пресс-конференцию.
Пресс-конференция действительно состоялась. Я уже не помню, о чем там шла речь. Видимо, о больших планах.
Собственно, из больших планов едва не состоялся только один. Осенью мы со Шнуровым некоторое время носились с идеей создания двухпартийной системы в стране и собирались выдвинуть в Думу две организации: «За всех» и «Против всех».
Партию «За всех» должен был возглавить Севыч. «Против всех» — Шнуров. У партий был один на двоих гимн. Шнуров потом издал его в альбоме «Хлеб» — под названием «Суть-хуйнуть».
В процессе выяснилось, что для регистрации партий нужны официальные ячейки во всех субъектах Федерации. Причем ячеек нужно много.
Такого подвоха мы не ожидали, но тут нам в голову пришла светлая мысль. У «Ленинграда» есть поклонник — Евгений Чичваркин, хозяин «Евросети». А магазинов «Евросети» по всей стране — тысячи. Что, если на базе каждого магазина создать партийную ячейку?
Мы в состоянии душевного партстроительского подъема взяли еще литр красной этикетки и даже, кажется, не голубцов, а какой-то мясной нарезки. Напились и звонили пару раз Чичваркину, но он, на свое счастье, был недоступен.
К утру мы допили красную этикетку и цедили рижским бальзам, который пить вообще невозможно. Он года полтора простоял у меня в холодильнике невостребованным. Сто раз была возможность его выпить. Но мы всегда предпочитали сходить в магазин, чем пить эту жуть. Однако в тот раз — то ли мы были так пьяны, что нам было все равно, то ли по другой какой причине — бальзам был выпит. Я до сих пор вспоминаю об этом с содроганием.
Утром я спросил Шнурова про партию. Он посмотрел на меня хмуро: «Ну ее. Политика — это грязное дело».
Сергей Шнуров
Когда я совсем в депрессии, я слушаю «Ленинград».
Роман Грузов
Шнур однажды был ведущим благотворительного аукциона, который устраивала «Афиша». Дело было в Питере, в ресторане «Москва». В частности, один лот представлял собой годовую подшивку газеты «Сусанин». И началось с пятидесяти рублей, народ как-то вяло велся, и тогда Шнур сказал: «Газета хорошая, я, пожалуй, ее сам куплю. Десять тысяч!» И действительно отдал деньги.
Василий Уткин
Я, наверное, уже заебал всех своей любовью к «Ленинграду», но ничего поделать нельзя. Мне кажется, самое главное его качество — это органичность. Он практически всему органичен. А значит, он органичен времени. Поэтому у него все получается.
Алексей Зимин
В 2002–2003 годах Шнуров в многочисленные приезды в Москву часто останаливался у меня, в Аптекарском переулке. Туда он однажды вернулся после съемок фильма «Игра мотыльков» с новой подругой — Оксаной Акиньшиной. Вместе они смотрелись очень эффектно. И это совсем не был традиционный дуэт «красавица и чудовище», как это клише было многократно продано в прессе. Они были совершенно органичной парой не благодаря противоречию. Противоречия ни внешнего, ни внутреннего в них не было. Они так эффектно смотрелись как раз потому, что были совершенно одинаковые. И это был не коктейль виски-сур, а двойной виски.
Они жили у меня по нескольку дней подряд, потом уезжали — концерты, съемки. Потом возвращались, и Шнуров совмещал наши с ним запои с оголтелыми любовными страстями. Квартирка в Аптекарском маленькая — и там в воздух просто вибрировал от электрического напряжения: алкогольный угар и брюсовские какие-то страсти.
У Шнурова уже тогда было неплохо с деньгами, но это не слишком поменяло его привычки.
Его физиономию стали узнавать на улице где-то к 2003-му. Осенью 2002-го мы еще могли неузнанными дойти до метро и купить еды и алкоголя. Потом это стало невозможно, и дорога в магазин превращалась в бесконечную автограф-сессию.