с ней в одном потоке в институт поступали. Она не прошла, сочинение, кажется, завалила. В Москву, вроде собиралась, а сама вот где, оказывается, осела. Ты только посмотри, как двигается. Красотка! Ну и кому, нахер, нужно это сочинение, если она танцовщица от бога? Просто посмотри, какая выворотность и подъём! А пластика?

Раздевалась она действительно красиво, но Данила, если честно, больше смотрел на её тело. Выворотность? Подъём? Кому это нахрен надо, если взгляд так и клеился к её микроскопическим трусикам и плавным, сношающим шест движениям таза?

Танец закончился, мужики за столиками ленивыми жестами поправляя в штанинах члены, подзывали девочку, засовывали ей в трусики деньги.

– Давай, – поднимая стакан, отвлёк Кирей Данилу от соблазнительной задницы с тоненькой верёвочкой вместо трусов между ягодицами. – За искусство.

Данила усмехнулся и, выпив, снова глянул на сцену. Склонился к Кирею.

– А Маринка знает, что ты здесь?

– С ума сошёл? – чуть не подавился Кирей. – Да я как бы и не хожу, так просто, решил стариной тряхнуть.

– Тогда не поворачивайся. Там подружка её. Эта, Катя.

Но Кир наоборот, тут же развернулся. Расплылся в улыбке.

– Опа-на! Какие люди! Ты глянь, и эта звезда туда же!

Катя тоже танцевала, тоже раздевалась до маленьких блестящих трусиков. Кир скептически хмыкал и критиковал. Пластика ему, видите ли не та. А Данила, подогретый вискарём, думал о том, что ни хрена подобного – пластика вполне достаточная, для того, чтобы вздрючить эту зайку как следует, закинув стройную ножку на своё плечо. Случайно глянул на Кира, и понял, что тот может бухтеть сколько влезет, но на роже всё равно написано другое.

Танец закончился, Катя пошла по залу, собирать деньги в трусы. Подозвал её и Кир, запросто сунул за лямочку пятихатку. Катя, как ни странно обрадовалась ему.

Данилу это, несмотря на опьянение, неприятно кольнуло – она же, вроде, Маринкина подружка, разве нет? Стои́т тут перед её парнем практически голая... Лёгкое возбуждение и расслабленность уступили место какой-то глупой злобе. А Катя бросила на него взгляд, узнала, и вот теперь-то смутилась. Хотела сбежать, но Кирей поймал её за руку, что то спросил на ухо. Она кинула косой взгляд на Данилу и, кивнув, убежала.

– Пойдём на дискач? – потащил его в другой зал Кирей. – Здесь всё равно перерыв на полчаса.

Снова сидели в первом зале. Данила смотрел на братана, на то, как тот мастерски ведёт в медленном танце очередную дорогую курочку, как ободряюще улыбается на её попытки тереться в танце бедром об его член и без заморочек отвечает на поцелуй в губы, если девушка проявляет инициативу. Настроение окончательно испортилось. Лучше бы таксовал сейчас, честное слово. Или тупо отсыпался.

– Не боишься, что Катька Маринке расскажет? – угрюмо глядя в стакан, спросил он, когда Кирей в очередной раз вернулся к бару.

– Не расскажет.

– Откуда такая уверенность?

– Оттуда! – неожиданно резко стукнул Кирей стаканом об стойку. – Слушай, не парь мне мозг, ладно? Я вообще-то пытаюсь отвлечься!

– От чего?

Вместо ответа Кирей раздражённо дёрнул щекой и выпил.

– С Маринкой поругался что ли?

– Да ну её, – зло плеснул в стакан новую порцию виски. – Весь мозг вынесла. Не понимаю я её, братан. Не понимаю! Вот бывают бабы как бабы – ну, там, обижаются, прощают, капризничают, хернёй страдают... Ну всякие бывают, но с ними хотя бы знаешь как себя вести! А эта... – мотнув головой, выпил.

Данила усмехнулся.

– Так что случилось-то у вас?

– Ничего. Просто она мне, знаешь, что сегодня зарядила? Если, говорит, я в Китай не поеду, ты останешься ради меня тоже? Я говорю – а смысл? А она психанула. Я видишь ли, должен был сказать, что тоже не поеду. Ну то есть, понимаешь, да? Или – или. Уже сейчас. А что потом будет?

– Подумаешь, Китай. Вы помешались там все на нём.

– Ээээ, ты просто не понимаешь, о чём говоришь, братан. Дело ведь не в Китае, а в танцах вообще. И в перспективах. Я почему, думаешь, в Москву не еду, в Тодес? Из-за Маринки. А для меня это, между прочим, так же важно, как для тебя твои железки. Мне смешно, что ты с ними возишься, я вообще не понимаю этого прикола, а тебе по кайфу. Вот и подумай, смог бы ради девчонки от всего этого отказаться? Ну вот видишь, молчишь. Не знаешь. А я и так прогибаюсь. По самое не могу! И не только в танцах. Просто, вот, представь на секунду – почти год встречаться с девчонкой, которая тебе вообще не даёт. Смог бы?

– В смысле, не даёт? Почему?

– Потому что, блин, нет восемнадцати, прикинь! Но ладно, не вопрос, подождём. Тем более что она и сама обещает, что как только – так сразу. И вот свершилось, восемнадцать стукнуло, но блин, продолжается та же хрень: «Ой, потом!» Ладно, блядь, а когда потом? И начинается: в конце недели, в конце месяца, когда рак на горе свистнет, после дождичка в четверг... И главное, если раньше как-то в шутку всё было и по обоюдке, то теперь она каждый раз психует, как будто речь не о сексе, блин, а о неведомой херне какой-то, типа полёта в космос, к которому надо десять лет готовиться. Вот у тебя была когда-нибудь девочка-целочка, братан?

– Ну... Нет. А причём тут это?

– И слава богу, Даныч! Я тебе прям от души советую – не связывайся с ними! Лучше сразу попроще и поопытнее.

– Я чёт тебя вообще не понимаю.

– Да чего не понятного? Девственница она у меня, вот и ломается!

– Да ну нахер... – обалдело опустил руку со стаканом Данила. – Ну нахер, Кирей! Какая, к чёрту, девственница?

– Обыкновенная. Домашняя. Она до меня даже не целовалась ни разу, прикинь? Серьёзно! У неё там конкретные заморочки с папой, она вообще комнатный цветочек. Я охренел просто, когда она мне досталась. Просто охренел, потому что... – пьяно мотнул головой. – Ну представь только – в наше время найти такую! Ну?

Данила медленно развернулся к стойке и, упершись в неё локтями, уронил голову. Смотрел в стакан перед собой и не понимал... Вернее – и понимал. И всё вдруг начало стремительно вставать на свои места: как она кричала и отпихивалась, и кровь, и то,