глаза. — Я думала, что папа приедет.

— Он придет, — прошептала я, ненавидя себя за ложь. — Он просто немного опаздывает.

Когда я подняла глаза, я увидела, как глаза Аники встретились с моими, и я знала, что она поняла гораздо больше, чем следовало.

Например, Виктор почти наверняка не собирается приходить.

Это заставило мое сердце упасть до кончиков пальцев. Елена снова начала тихо плакать, и я в отчаянии посмотрела на Алексея, вытирая ей лицо.

— Я пытаюсь, — сказала я ему, страх пробежал по моему позвоночнику, но он просто пожал плечами, хладнокровно встретив мой пристальный взгляд.

— Может быть, это и к лучшему, — сказал он, небрежно пожав одним плечом. — Некоторым покупателям нравится, когда они плачут.

Мне потребовалось все, чтобы не попытаться убить его на месте. Я никогда так сильно не хотела совершать насилие, пока ненависть, казалось, не проникла в мои кости, в мою кровь, и я бы с радостью умерла, если бы это означало, что он сделает то же самое.

Проблема, конечно, в том, что это не я буду страдать, если снова потеряю контроль. Алексей очень ясно дал это понять.

— Отведите девочек на вечеринку сейчас, — сказал он двум охранникам, которые немедленно вышли вперед. — Остальные скоро будут.

Один из других охранников поднял меня на ноги, подальше от Елены, и я заставила себя обмякнуть, встать и, пошатываясь, отступить на своих высоких каблуках, когда девочек уводили. Мне казалось, что мое сердце вырывают из груди, но я заставила себя не говорить, не плакать, не кричать.

Я чувствовала, что умираю.

Когда нас ведут в этот огромный зал, я бросаю взгляд на круглые сцены, и мое сердце замирает в груди, когда я вижу Ану на центральной сцене, ее глаза остекленели, как будто ее накачали наркотиками. Она была одета в костюм балерины, дополненный трико телесного цвета с вырезом почти до пупка и белой пачкой с оборками на бедрах. Но она неподвижна, ее руки привязаны над головой к канату, подвешенному к потолку, а ее поврежденные ступни засунуты в пуанты, одна нога согнута в лодыжке и привязана лентой к другой вокруг талии, так что она больше всего похожа на одну из маленьких пластиковых балерин, которые есть в музыкальных шкатулках у каждой маленькой девочки в детстве.

Сцена вращается, так что в какой-то момент она оказывается лицом к нам, когда нас ведут вперед. Но ее глаза расфокусированы, и кажется, что она нас не видит, как будто она полностью отключена от происходящего. Возможно, для нее так лучше.

Охранники поднимают каждую из нас на нашу собственную вращающуюся сцену, хватают за запястья и приковывают их перед нами тонкими, похожими на браслеты цепочками, которые почти похожи на украшения. Тем не менее, они все еще слишком сильны, чтобы сломаться, я тайком пыталась испытать их, когда Софию и Сашу выводили на их собственные сцены, и в этом нет ни малейшей уступки. Между нашими запястьями осталось не так уж много места.

Ничего не остается, как стоять там и смотреть.

Если убрать закованных в цепи женщин на сцене и Ану, согнутую в карикатуру на балерину из музыкальной шкатулки, как некое гротескное украшение, это будет выглядеть как обычная вечеринка для возмутительно богатых мужчин. По крайней мере, когда зал начинает заполняться, это в основном мужчины разного возраста и этнической принадлежности, все они одеты в сшитые на заказ костюмы. Есть несколько женщин в вечерних платьях, в основном под руку с мужчинами, которые привели компанию. Тем не менее, парочка из них, похоже, предоставлены сами себе, разглядывая нас с тем же оценивающим выражением, что и мужчины, но менее развратным.

На данный момент быть купленной женщиной кажется возможным спасением, о котором я не подумала. У меня нет интереса к женщинам в сексуальном плане, но у меня также не было бы никакого интереса к тому типу мужчин, которые купили бы женщину. И хотя я прекрасно понимаю, что женщины способны на такую же жестокость, перспектива почему-то кажется менее пугающей.

У меня все еще есть слабая надежда, что Виктор придет за нами, но она быстро тает с каждой минутой. Когда мы одевались, София заговорила, сказав, что она уверена, что мужчины придут:

— Они что-то планируют, я знаю это, — сказала она вслух, глядя на нас с Сашей. — Они будут здесь. Я знаю, что Лука придет за мной.

Я кивнула, но что-то в моем лице, должно быть, выдало мою неуверенность.

— Ты, должно быть, думаешь, что Виктор не придет за тобой, — сказала София, и нотка отчаяния окрасила ее тон. — Он любит тебя. Он бы не бросил тебя вот так.

— Я не думаю, что он бросил бы меня или кого-либо из нас, — тихо сказала я. — Но если он не сможет найти нас вовремя…

— Он сделает это, — прошептала София, прижимая руку к шелку, покрывающему ее небольшой животик. — Они все сделают это.

Но когда я мельком вижу ее лицо на повороте сцены, я вижу, что она тоже теряет надежду. Мы все в беде.

Я замечаю Анику и Елену в толпе, их водят парадом, за ними наблюдают два охранника. Они обе выглядят бледными и встревоженными, время от времени оглядываясь по сторонам, как будто ищут кого-то знакомого. Елена наконец замечает меня на сцене и пытается сбежать, бросаясь в мою сторону, но только для того, чтобы быть схваченной раздраженным охранником, который не слишком ласков с ней. Она дает ему пощечину, пытаясь вырваться из его объятий, и я вижу, как симпатичная, элегантная брюнетка направляется в их сторону, воркуя с Еленой, как будто находит ее борьбу привлекательной.

Я чувствую, что дрожу от беспомощного гнева. Мне требуется вся моя сила, чтобы не спрыгнуть со сцены и не подойти к ней. Но я не могу перестать слышать голос Алексея в своей голове, говорящий мне, что следующей будет наказана София, а затем Аника и Елена после этого. Было бы здорово броситься к ним, чтобы на мгновение спасти их от страха, который, я знаю, они испытывают, паники и замешательства, но в конце концов было бы только хуже. Я не уверена, насколько хуже это может быть. Но у меня такое чувство, что мы скоро узнаем.

Очевидно, что Алексей наслаждается своим новым положением, прихорашиваясь, как павлин, в своем элегантно сидящем темно-синем костюме, когда он ходит по комнате. Я не спускаю с него глаз, наблюдая, как он переходит от одного важного гостя к другому; я не могу расслышать ничего из того, что он говорит. Я вижу только высокомерное выражение его лица, самодовольную улыбку, которая говорит мне, что, по его мнению, вечер пока удался.

Что не сулит нам ничего