Мой врач оказался умным человеком: однажды во время его визита мне пришло в голову сказать ему, что я тоскую по родине. Мои слова не ушли в песок. Он понял, что происходит что-то такое, о чем ему неизвестно. На следующий день он прописал мне воды Бурбона.

— О доктор! — воскликнула я. — Вы мне спасаете жизнь!

— Прекрасно вас понимаю, сударыня, таково мое ремесло. И я, слава Богу, всегда добросовестно исполняю свой долг!

Я написала отцу о том, что мне предписано принимать воды, и умоляла его приехать в Бурбон, где я смогла бы поговорить с ним о чрезвычайно важных делах, поскольку в Париж меня не пустили.

Письмо, для большей надежности, было отослано с Бабеттой, и я не сомневалась, что герцог де Люин откликнется на мою просьбу; Бабетта, без моего ведома, добавила от себя несколько слов, намекающих, что надо торопиться. Добрая девушка надеялась, что сказанное ею насторожит мою семью и благодаря ее помощи на мой зов непременно откликнутся.

Она страдала вместе со мной; я не могла таиться от Бабетты и Марион, обе они часто утешали меня.

Госпожа ди Верруа не осмелилась помешать моей поездке в Бурбон, хотя ей очень хотелось этого. И она придумала другой ход: поскольку ее сын не мог сопровождать меня, было бы неприлично отпустить меня одну в обществе слуг.

Однажды, когда я меньше всего того ожидала, аббат делла Скалья вызвался мне в провожатые.

— Хочу доставить удовольствие моей дорогой племяннице, — сказал он.

Я, не задумываясь, согласилась; мне было все равно, каким путем добиться цели. Свекровь пришла от этого в полное замешательство.

Узнав о моем отъезде, герцог Савойский побледнел; лишь накануне принц Дармштадтский распрощался с ним и на несколько месяцев уехал в Испанию. Герцог вообразил, что мы сговорились. Когда я пришла попрощаться с ним и герцогинями, я заметила, как он печален и серьезен.

Он спросил, скоро ли я вернусь; я ответила, что не знаю.

— О! Вы снова увидите нашу прекрасную Францию, но не смотрите на нее слишком долго, ведь вы, почти забыв ее, уже не сможете расстаться с ней, — вырвалось у молодой герцогини.

Это восклицание никак не соответствовало столь серьезной обстановке.

Меня нашли бледной, осунувшейся; все понимали, что я нуждаюсь влечении; меня жалели, утешали, желали всего хорошего, как принято при дворе, хотя тот, кто знает цену таким пожеланиям, расточаемым наподобие разменной монеты, вряд ли поверит в их искренность.

Госпожа ди Верруа велела мне оставаться до конца приема под тем предлогом, что сама отвезет меня домой. Таким образом, прощание длилось бесконечно долго, и все это время я провела в обществе герцога. Его меланхолия ничуть не трогала меня, хотя он вел себя чрезвычайно учтиво.

На следующий день я села в карету, где разместились также аббат делла Скалья, Бабетта, Маскароне и мой конюший. Марион с другими служанками ехали в коляске, которой я должна была воспользоваться на обратном пути, после выздоровления.

В дороге дядя угождал мне как мог. Но я никогда в жизни так не радовалась, как в тот миг, когда упала в объятия моего замечательного отца, встретившего меня в Бурбоне, куда я так стремилась.

Весь первый день аббат делла Скалья не оставлял меня наедине с отцом. Получил ли он соответствующие указания? Или действовал по собственному почину? Наверное, и то и другое; он достаточно хорошо научился у невестки мучить меня, и они это делали сообща, но каждый по-своему.

Отец горел желанием побеседовать со мной, мне также не терпелось излить ему свою душу; поэтому, вернувшись к себе, я, несмотря на поздний час, тут же послала к нему Бабетту с просьбой прийти в мою комнату, чтобы мы могли поговорить без помех.

Как известно, мой отец был человек высокого благородства и непоколебимой нравственности, да и вся наша семья придерживалась строгих и безупречных нравов и принципов. Тем не менее г-н де Люин был так же добр и снисходителен, как и благочестив.

У матери моей был совсем иной характер; она казалась нам сухой и недоступной, и я была уверена, что отец меня лучше поймет. Он тут же откликнулся на приглашение и, присев у моей кровати, озабоченно спросил, в чем дело.

— О сударь! — воскликнула я. — Я погибну, если вы мне не поможете!

— Погибнете?.. Дочь моя, разве у вас нет доброго мужа, которого вы любите, прекрасного положения, о котором мы и мечтать не могли? Разве у вас нет детей, столь желанных и здоровых, слава Богу?

— Да, отец, да, все это так, но выслушайте меня и судите сами.

Я рассказала ему в мельчайших подробностях обо всем, что произошло с тех пор, как я вышла замуж, о том, что я выстрадала, об унижениях и дурном обращении, которые терпела. Описала как высокомерна была со мной г-жа ди Верруа, как она осыпала меня оскорблениями, и, наконец, перешла к любви принца — рассказала о том, что я сделала, чтобы избежать ее, поведала о бесконечных преследованиях герцога и невероятной слепоте мужа и свекрови, что и вынудило меня обратиться к нему за помощью.

Господин де Люин перебил меня, похвалив за предусмотрительность; затем поцеловал и в большом волнении стал говорить о трудном положении, в котором я оказалась; он не видел иного выхода, кроме отъезда в Париж вместе с ним, куда затем приехал бы и граф ди Верруа.

Это выглядело бы совершенно естественно; мой супруг всего две недели перед нашей свадьбой провел во Франции и при дворе.

В мирное время он не обязан был находиться в Савойе и командовать своим полком, он мог и должен был приехать ко мне, но я, тем не менее, уверяла отца, что он не сделает этого.

— Его мать никогда не позволит ему вырваться из-под ее строгого надзора, она боится, как бы он не взбунтовался; к тому же, позволю вам заметить, я не уверена, что ее очень огорчит мое падение; она хочет, чтобы я совершила ошибку, потому что ненавидит меня.

— Но не настолько же! Ведь, навлекая бесчестье на собственную семью, она сама себя должна ненавидеть; скорее всего вы ошибаетесь, дочь моя.

Я не возражала, поскольку могла лишь догадываться о чувствах моей свекрови, но дальнейшее показало, насколько, увы, я оказалась права. Однако мой отец не мог предполагать такого расчета со стороны г-жи ди Верруа. Мы проговорили более двух часов. Я не скрывала от него своих переживаний, своей привязанности к мужу, так плохо вознагражденной им. Он очень жалел меня и благословлял Небо, ниспославшее мне силы для того, чтобы защитить себя. В конце концов отец пришел к выводу, что надо поговорить с аббатом делла Скалья; он был совершенно уверен, что тот поможет и одобрит его действия.

— Старик очень влиятелен и искушен в делах; он занимал важные должности, был послом, государственным министром; он должен видеть все, как оно есть, и, наверно, встревожится из-за опасности, которая нам угрожает.