Но уже слишком поздно. Они уже здесь, парят в воздухе между нами. Я наблюдаю за их воздействием. Глаза Чейза увядают, рот сжимается в твёрдую линию, и волна раскаяния обрушивается на меня. Мои губы приоткрываются, готовые извиниться, взять свои слова обратно, исправить их.

— Чейз…

— В верхнем ящике лежат футболки. Под раковиной должна быть дополнительная зубная щетка.

— Что?

Он не отвечает на мой вопрос, поднимаясь на ноги.

— Не уходи. Снаружи дежурят репортёры. Твоя квартира небезопасна. И если ты уйдёшь, я попрошу Нокса выследить тебя и притащить сюда, — его слова настолько сдержанны, что можно подумать, что он разговаривает с совершенно незнакомым человеком, когда он идёт к лифту, даже не взглянув в мою сторону. — Спокойной ночи, Джемма.

Двери открываются, он нажимает кнопку и уходит раньше, чем я успеваю возмутиться его приказами. И всё же, несмотря на то, что минуты проходят в одиночестве в тёмной квартире, гнев всё ещё не приходит.

Всё, что я чувствую — это сожаление.

* * *

Я стараюсь не спать, жду, когда он вернётся, куда бы он ни ушёл, чтобы избежать моих стервозных слов. И, честно, я не могу его винить, но у меня был дерьмовый день, не говоря уже о полном стакане виски. Каждый мускул в моём теле болит от чистого эмоционального истощения. Его не было всего несколько минут, а мои веки начали опускаться. Вскоре я обнаруживаю, что выхожу из главной комнаты, настолько уставшая, что едва осознаю тот факт, что нахожусь в огромной, великолепно оформленной спальне Чейза Крофта.

Я не утруждаю себя включением света, и иду через пространство. Я взглядом отыскиваю массивный комод даже в темноте. Я подхожу к нему, выдвигаю верхний ящик и беру простую чёрную футболку из верхней стопки. Несмотря на то, что его здесь нет, есть что-то интимное в том, чтобы раздеваться в спальне Чейза, я почти чувствую на себе его взгляд, когда стягиваю джинсы с бёдер, морщась, когда засохшая кровь из порезанных стеклом коленных чашечек прилипает к ткани. Я поспешно стягиваю рубашку, расстёгиваю лифчик и бросаю их на пол в кучу, чувствуя себя незащищённой и уязвимой, стоя почти голой в метре от массивной кровати Чейза.

Его футболка огромна на моём теле, драпируется до середины бедра, и как только я надеваю её через голову, меня накрывает волна Чейза — его чистый, мужской запах вторгается во все мои чувства.

Мгновение я просто стою, вдыхая его, обхватив себя руками, прижимая ткань к груди и притворяясь, что это он притягивает меня к себе в утешительных объятиях.

Это плохая замена настоящей вещи.

С сожалением вздохнув, я проскальзываю в его личную ванную, едва в состоянии встретиться с собственными глазами в зеркале, пока чищу зубы запасной зубной щеткой и умываюсь. Я писаю, выпиваю стакан воды из-под крана и гашу свет. Возвращаясь в его спальню, сталкиваясь лицом к лицу с массивной кроватью, которая доминирует в пространстве. Чёрные простыни, чёрное изголовье кровати, чёрные подушки… это мужская кровать, без всяких излишеств или женственности. От одного её вида меня бросает в дрожь так сильно, что я не могу представить, что со мной будет, если я заберусь в неё.

И я не собираюсь это выяснять.

По крайней мере, не сегодня.

Обойдя кровать, я хватаю мягкое серое одеяло, сложенное поперек, подхожу к стеклянным балконным дверям и выхожу в прохладную ночь. На такой высоте холодно, но у меня перехватывает дыхание не только из-за холода или великолепного вида.

Стоя на самой высокой точке города, со всеми огнями Бостона, раскинувшимися внизу, как одеяло из звёзд, и ничего выше, кроме облаков и открытого воздуха… Я неприкасаемая. Сам мир недосягаем, сведён к пятнам цвета и движению так далеко внизу, что я не могу разглядеть очертания. Даже звёзды над головой кажутся тусклыми и далёкими, затенёнными ровным светом бостонских огней.

Ничто не может достичь меня здесь — ни Бретт, ни Ральф, ни даже мои собственные страхи или неуверенность.

Я в безопасности.

Защищена так, как никогда не была защищена, даже когда была ребёнком.

Благодаря Чейзу.

От этой мысли у меня ноет сердце, поэтому я отталкиваю её. Не обращая внимания на холод, я отворачиваюсь от перил и осматриваю террасу, мой взгляд скользит от встроенного бассейна и гидромассажной ванны на дальней стороне к набору мягких шезлонгов, зонтиков от солнца и высоких обогревательных ламп во внутреннем дворике. На противоположной стороне террасы есть полузакрытая кухня со столешницами из нержавеющей стали, гигантским грилем и мини-холодильником. Всё это место идеально подходит для летних барбекю и ленивых вечеров.

Я могла бы счастливо провести остаток своих дней прямо здесь, на этой террасе, на солнце с Чейзом, и никогда не уезжать.

Эта мысль настолько тревожна, что я прогоняю её в самые тёмные уголки своего сознания.

Я хочу исследовать немного больше — чёрт, я хочу раздеться догола и скользнуть в бассейн с подогревом, — но я слишком устала.

Бросив последний тоскливый взгляд на горячую ванну на террасе, я включаю ближайшую тепловую лампу, растягиваюсь на шезлонге слева от меня и плотно укутываю свои конечности одеялом, желая укрыться от холодного весеннего воздуха. Я делаю слабую попытку выбрать некоторые из моих любимых созвездий в небе над головой, но вскоре обнаруживаю, что мне не хватает энергии. Даже многих, многих забот в моей голове недостаточно, чтобы держать меня в сознании.

Мои глаза закрываются, и я засыпаю меньше чем через две минуты.

* * *

Я просыпаюсь от ощущения рук, несущих меня по воздуху. Звук закрывающейся балконной двери возвращает меня в полное сознание.

— Чейз? — бормочу я, мой голос пронизан сном.

— Шшш.

Его хватка меняется, он опускает меня на кровать, и через несколько секунд матрас прогибается. Он вытягивается рядом со мной. Я чувствую твёрдую поверхность его обнаженной груди, прижатой к моему боку, нежное прикосновение его пальцев к моим волосам, убирающих выбившиеся пряди с моего лица. Мои глаза распахиваются, и он прямо там, его лицо в нескольких сантиметрах от меня, и его взгляд мягкий и тёплый, когда он встречается с моим. Моё сердце начинает слишком быстро стучать в груди, пока я оцениваю его — загорелую линию его шеи, точёный наклон его плеч. Его пресс настолько чётко очерчен, что кажется нарисованным, в комплекте с дорожкой волос, которая ведёт прямо к поясу его чёрных боксеров.

О, Боже.

Не знаю, испытываю