— Где ты была?

— Там.

— Там?

— Я не могу быть здесь.

— Они могли позвонить.

— Я больше не в состоянии, Джованни.

— Да-да, конечно. Я понимаю.

— Не в состоянии сидеть и ждать, и ждать, и ждать, когда этот чертов телефон зазвонит.

«Но ты почему-то уверена, что я в состоянии», — подумал он.

— Непривычно слышать проклятия из твоих уст, Лучана.

— Тебе так кажется? Кто-то украл нашу дочь! Джованни! Слышишь ты! Черт! А ты никогда не свирепеешь, да? Черт бы их побрал! Черт, черт, черт! — Она заплакала. — Извини. Я…

Он сказал:

— Тсс!

Она успокоилась.

— Где ты была — там? — Он попытался придать голосу естественное бытовое звучание.

— Я была… на работе.

Пауза длилась не более десятой доли секунды, но он уловил ее.

На работе…

— Три часа?

Она поймала его взгляд; не сейчас, умоляли ее глаза, пожалуйста, не сейчас.

— Ты не рассказала им о Сильване?

— Конечно нет.

— Как дела у Энрико?

Снова этот… взгляд.

— У него… хорошо. Почему ты спрашиваешь?

— Меня интересует все, что важно для тебя, ты же знаешь.

Она взглянула на него, явно не будучи уверенной, как истолковать такую двусмысленность.

— Я кажусь тебе тряпкой? — Он поднял ее подбородок указательным пальцем и посмотрел прямо в глаза, словно его взгляд мог объяснить ей все, что он вынашивал. — Скажи все как есть, Лучана.

— Джованни, ты меня пугаешь.

— Во мне сохранилось не слишком-то много мужского, да?

— Почему ты это говоришь?

— Тебе кажется, что я должен относиться к сложившейся ситуации как-то иначе?

— Перестань, это неправда.

Приступ гнева и жалости к самому себе улегся. Он вышел на кухню и выпил стакан воды.

— Ты раздобыл манускрипт? — спросила она, когда он вернулся в гостиную.

— Нет.

Он рассказал, что произошло. Лучана опять заплакала.

РИМ

14 июня 2009 года

1

Белые как мрамор, в страшных позах, словно фигуры из подвала ужасов музея восковых фигур, обнаженные монахи купались в крови в лучах утреннего солнца.

Смерть всегда приходит неожиданно. Лобовое столкновение автомобилей на шоссе. Инфаркт. Лопнувшая артерия, лезвие ножа, огонь, опухоль. Даже для безнадежно больного, который неделями и месяцами пытался ускользнуть от нее и теперь собрал вокруг себя всех близких — шепчущихся, ожидающих, — смерть наступает неожиданно. Сейчас? Уже сейчас? Такова смерть.

Но это?..

— О боже! — простонал К. К.

Кровь была повсюду. На полу. На стенах. Даже на потолке. Утреннее солнце вливалось через продолговатые окна камер вверху на стене. Свет отражался в крови, которая застыла темно-красными узорами.

Я быстро отвернулся. Икая, оперся о стену обеими ладонями. Закрыл глаза, борясь с ощущением тошноты и невероятности случившегося.

Голос К. К.:

— Во имя Господа, что тут произошло?

Голос начальника охраны:

— Мы не понимаем!

Резня. Кровавая баня.

Я подумал: «Неужели в человеческом теле столько крови? Пять литров… Неужели пять литров крови — это так много?»

Все, кого отталкивает кровь, думают о цвете, консистенции и о том, что кровь должна быть внутри тела, а не снаружи. Очень немногие думают о запахе. Резком запахе, отдающем металлом. Я очень чувствителен к запахам. Я узнал запах крови задолго до того, как открыли дверь в коридор с камерами. Все время пытался дышать через рот. Девять трупов из десяти лежали на топчанах, каждый в своей камере. Казалось, они спали. Некоторые сложили руки на груди. Один широко раскрыл рот, застыл в беззвучном крике. Другой тупо уставился в пространство. Словно для того, чтобы помешать им убежать, они все еще были прикованы к стене. Тюремная одежда была разодрана на полосы и брошена в угол.

2

— Все до единой двери, — заверил начальник охраны, — были надежно заперты, когда заключенные были обнаружены мертвыми в положенное время завтрака, в половине восьмого.

Мы перешли в дежурную комнату в коридоре. Даже сюда доходил запах крови.

— Может быть, они убили друг друга? — спросил я.

— Двери были заперты снаружи. Двумя ключами.

— Ну а если кто-то сумел украсть комплект ключей?

— Невероятно!

— А если?

— В камерах нет оружия, ножей, даже бритвенных лезвий.

— Сколько человек дежурило в ту ночь?

— Три группы. Восемнадцать вооруженных мужчин. Двое в коридоре. Четверо в дежурной комнате. Шестеро во дворе. Шестеро на улице.

— Мог ли кто-нибудь суметь пройти мимо всех охранников, войти в запертые камеры, убить монахов, снова запереть двери и исчезнуть?

— Нет.

— Тогда это значит, что охранники были соучастниками?

— Ни в коем случае! Проверенные, надежные люди.

— Профессионалы?

— Самые лучшие.

— Каждого наемника можно купить…

— Только не моих!

— …если заплатить побольше.

— Я предпочитаю пропустить оскорбление мимо ушей.

— Их допросили?

— Конечно. Все, кто дежурил сегодня ночью, на местах. Если бы они участвовали в убийствах, уже давно сбежали бы.

— Если только не остались, чтобы на них как раз не подумали.

— Вы не просто подозрительны. У вас слишком бурная фантазия.

— Когда наступила смерть?

— По предварительному заключению врача, все умерли с пяти до половины шестого утра.

— На рассвете, — сказал К. К. — В это время дракулианцы обычно отнимают жизнь у своих жертв. На рассвете или в сумерках на исходе дня.

3

В череде охранников, врачей и полицейских был один человек, который резко отличался от остальных.

Крупных размеров, с лысеющей головой, в белой рубашке и синем галстуке с монограммой. Несмотря на толстый живот, редкие волосы и круги пота под мышками, он напоминал хулиганистого мальчишку, который забрался в построенный в буковой кроне деревянный домик и оттуда планировал налет на соседние участки.