Бриони сомневалась, что ей по душе слово «заслужила». Ведь она не малый ребенок или узница, а принцесса, хоть и чужеземная. Однако радость, охватившая ее в предвкушении прогулки, была так велика, что она решила не обращать внимания на подобные мелочи.

— А лорд Шасо? — осведомилась она. — Он не возражает против того, чтобы я вышла из дома?

— Нет, Бриони-зисайя. Он тоже пойдет с нами.

— Но разве я могу показаться на городских улицах? Люди слишком хорошо знают, как я выгляжу, и…

— О, дорогая принцесса, увидишь, мы сделаем тебя неузнаваемой, — заверила Идита, и в ее взгляде заплясали шаловливые огоньки.

Когда солнце поднялось высоко, Бриони осталась в одиночестве. Она сидела в хадаре, с нетерпением ожидая конца богослужения, которое совершал во внутреннем дворе жрец из Туана. Правда, на этот раз у принцессы было интересное занятие: она разглядывала себя в зеркало. Произошедшие с ней перемены были поистине разительны. Благодаря какому-то притиранию, которое умело использовала Идита, светлая кожа Бриони, покрытая веснушками, стала почти такой же смуглой, как у женщин страны Туан. Глаза, подведенные сурьмой, изменили разрез, ни единая прядь золотистых волос не выбивалась из-под белоснежного головного убора. Только глаза не изменили цвет и оставались зелеными, как нефрит. У брата Кендрика были глаза в точности такого же оттенка. Контраст между прозрачными зелеными глазами и смуглой кожей очень позабавил Идиту и прочих женщин. По их словам, Бриони походила на ксисскую ведьму и для завершения картины недоставало лишь огненно-рыжих волос. Как только Бриони услышала о рыжих волосах, она моментально вспомнила о Баррике и, к собственному ужасу, почувствовала, что на глаза у нее выступили слезы. Женщины прервали приготовления и терпеливо ждали, пока глаза и щеки принцессы высохнут. Сурьму пришлось наносить заново. Разглядывая себя в зеркало, Бриони заметила на скуле маленькое черное пятнышко и поспешно его стерла.

Где же он, брат? Жив ли он?

На мгновение сердце Бриони сжалось от такой острой тоски, что она едва могла дышать. Опасаясь, что слезы вновь сведут на нет усилия Идиты, она плотно зажмурила глаза. Здешние женщины были к ней очень добры, но, несмотря на их заботы, Бриони ни на минуту не оставляло томительное чувство одиночества. Она могла жить, потеряв корону. Она могла жить в изгнании, за границами Южного Предела. Она готова была смириться с нуждой и лишениями. Но мысль о том, что она никогда больше не увидит отца и брата, была подобна смерти.

— Баррик, где ты? — одними губами шептала Бриони. — Почему ты меня покинул? Вспоминаешь ли ты обо мне?

Внезапно, подчиняясь какому-то смутному побуждению, девушка открыла глаза. В зеркале, позади собственного лица, искаженного от скорби, она увидела еще чей-то облик — так дно пруда проступает под поверхностью воды с играющими на ней отражениями. Вглядевшись, принцесса узнала лицо Баррика: глаза его были закрыты, щеки покрывала смертельная бледность. Руки, сложенные на груди, были скованы цепями.

— Баррик! — возопила Бриони, но в следующее мгновение наваждение исчезло.

Из зеркала на нее смотрело лишь собственное лицо, непривычно смуглое.

«Я схожу с ума», — пронеслось в голове у принцессы, и, не думая больше о своих насурьмленных глазах, она залилась слезами.

Когда маленькая процессия вышла на узкие улочки Ландерс-Порта, с трудом оправившаяся от потрясения Бриони поняла, что гулять на свежем воздухе — большое удовольствие, о котором она успела забыть. Хотя длинный плащ покрывал ее с головы до ног, а лицо стало совершенно неузнаваемым, она чувствовала себя раздетой и всякий раз, когда ловила на себе взгляд случайного прохожего, боролась с желанием спрятаться. Бриони осознала, о чем так часто говорил Шасо: если кто-нибудь узнает принцессу Южного Предела, ей угрожает гибель. Она старалась опустить голову как можно ниже, но после стольких дней в четырех стенах трудно было справиться с искушением и не глазеть по сторонам.

На улицах города было оживленно. Большинство людей двигались в том же направлении, что и компания Бриони, — в сторону набережной. Среди прохожих преобладали уроженцы Ксанда, одетые в точности так же, как члены семейства купца. На женщинах были длинные платья и плащи с капюшонами, их лица закрывали вуали; длинные кафтаны мужчин украшало золотое шитье, на головах красовались четырехугольные шляпы. Процессию возглавлял Эффир дан-Мозан собственной персоной. Он важно кланялся своим знакомым — судя по виду, таким богатым купцам — и даже работникам, которые почтительно его приветствовали. Талибо шагал вслед за дядей, однако впереди женщин, и походил на пастуха, с гордостью ведущего стадо породистых овец. Даже Шасо вышел на прогулку вместе со всеми, предусмотрительно надвинув на лоб шляпу и закрыв пол-лица шарфом.

Женщины окружили Бриони плотным кольцом, дабы защитить от любопытных взоров, оживленно перешептывались и хихикали. Принцесса узнала, что День богов — единственный день, когда им дозволяется выйти на улицу. Даже в обществе хозяина дома и такой важной персоны, как лорд Шасо, женщины чувствовали себя свободно и непринужденно, как у себя в хадаре.

Ландерс-Порт оказался значительно больше, чем представлялось Бриони. Впрочем, она пришла сюда в темноте, усталая и голодная, и вряд ли могла составить о городе верное впечатление. Ландерс-Порт располагался на склоне холма, спускавшегося к широкой мелкой бухте. Окруженный неприступными стенами замок и храм, возведенный из серого камня, возвышались на гребне холма. Шасо сообщил Бриони, что замок принадлежит барону по имени Йомер — она наверняка встречала его при дворе. Принцесса совершенно не помнила такого барона. В этом не было ничего удивительного, так как Йомер, по словам Шасо, не стремился обратить на себя внимание царствующих особ. Куда больше он интересовался своими фруктовыми садами и разведением свиней.

Бедные городские кварталы, в глубине которых скрывались пышные чертоги дан-Мозана, располагались на южной части холма, у самого его основания, поэтому по дороге в гавань процессии не пришлось совершать долгий крутой спуск. В Ландерс-Порте, как и во многих других городах королевств Пределов, богатые люди стремились жить выше бедных. По пути Бриони не заметила ни одного богатого дома — покинув квартал, где жили бедняки с темной кожей, они оказались в другом, таком же бедном. Кожа здешних обитателей была светлой, как у Бриони.

«Пока меня не раскрасили, как карнавальную маску», — уточнила принцесса.

Ей было занятно и немного тревожно ловить на себе любопытные взгляды, потому что это любопытство было вызвано не ее высоким положением. Бриони привыкла к тому, что зеваки глазеют на принцессу, и это обстоятельство ее отнюдь не радовало. Однако теперь она привлекала внимание не больше, чем ее темнокожие спутники. Искорки интереса в глазах прохожих быстро гасли, но порой лица людей выражали откровенную неприязнь, причины которой Бриони не понимала. Несколько пьянчуг даже прокричали им вслед что-то оскорбительное, но, как только заметили на поясах мужчин кинжалы, сразу утратили боевой задор.