К тому моменту, когда я прибыла, Артюшкин собрался пообедать. Я думала переждать, но он позвал меня с собой. Вот честно, самый странный следователь, которого только можно представить.

— Ну что вас ко мне привело, Катерина Михайловна? — спросил он, сделав заказ. Я вздохнула.

— Сдвиги есть в поисках убийцы?

Артюшкин даже посмеялся.

— Не думаете же вы, что я вам буду рассказывать подробности? Это тайна следствия, между прочим.

— А зачем вы обо мне выспрашиваете? О работе, о творчестве?

— Матвеев-младший рассказал? — прищурился Артюшкин.

— Да.

Он вздохнул.

— Я просто ищу зацепки, вы же сами допускали мысль, что с Матвеевым связаны, и потому кто-то что-то у вас искал.

— И вы решил покопаться в моей жизни?

— Ну в жизни погибшего я тоже копаюсь, не переживайте, вы не одна меня интересуете.

— И что, зацепки есть? Это вы можете сказать? Я же не прошу подробностей.

Артюшкин смерил меня внимательным взглядом. Некоторое время молча ел, размышляя. Потом, промокнув рот салфеткой, сказал:

— Кое-что есть. Но как связать это с его смертью, пока вопрос. Кстати, — он придвинул к себе тарелку со вторым, — при вас Матвеев когда-нибудь принимал лекарства?

— В смысле? — нахмурилась я.

— Ну возможно, пил таблетки?

Я только головой покачала.

— Вы это из-за его мигреней спрашиваете? — задала вопрос. Арташкин неопределённо покачал головой.

— Анализ крови показал, что в его крови было приличное содержание химического препарата.

— Чего? — уставилась я на следователя, открывая рот. Он развёл руками, продолжая.

— В квартире, офисе и личных вещах не было обнаружено никаких таблеток.

— Так… А что за препарат?

— Если коротко, то его можно отнести к группе наркотических препаратов-эйфоритиков. Доза небольшая, при употреблении вызывает всплеск эмоций, воодушевление, желание действовать. Мир ощущается ярче, сил кажется больше.

— Вы хотите сказать, что Георгий употреблял наркотики? — в это поверить было ну просто невозможно. Артюшкин скорчил неопределённое выражение лица.

— Я ничего не хочу сказать, кроме того, что этот препарат был обнаружен в крови погибшего. Его сын и окружение утверждают, что это невозможно. И тем не менее, факт остаётся фактом. А головные боли и странные провалы в памяти — вполне возможные последствия между приемами препарата. Если говорить по-простому — ломка.

Я смотрела на Артюшкина широко распахнутыми глазами. Открывала и закрывала рот, но так и не могла найти подходящих слов. Конечно, я не настолько хорошо его знала, чтобы говорить уверенно, но Матвеев-наркоман — это что-то вообще за границей моего понимания.

— Вы серьёзно думаете, что успешный взрослый мужчина стал бы принимать наркотики, при этом прятать этот факт ото всех настолько, что после его смерти ничего даже не смогли обнаружить? — выпалила в итоге.

— Мысль кажется абсурдной, да? — усмехнулся Артюшкин.

— Да, — честно созналась я. — А что на это сказал Данька?

— Странно, что он вам не рассказывал. Хотя, может, стеснялся признать подобный факт. Он сказал, что это невозможно. Что его отец не из таких, что это ошибка, даже выдвинул мысль о фальсификации данных. Ну это, я сразу вам скажу, глупость. А главное, никак нас не приближает к разгадке его смерти.

— Ну да, — хмыкнула я, — вряд ли можно представить, что его пырнули ножом дружки-наркоманы или что он задолжал дилеру. В любом случае, это даже звучит абсурдно.

— Вот именно. Но если он и впрямь принимал эйфоритики, это тоже определённая нить.

Я потёрла виски. Вот так многогранная личность у нас Матвеев Георгий Олегович.

— Что ж, Екатерина Михайловна, — Артюшкин поднялся, я встала следом, оставив чашку недопитого чая. — Если вам больше нечего рассказать, я, пожалуй, откланяюсь.

Мне на мгновение стало стыдно, потому как я в принципе могла бы поделиться некоторыми данными, но решила придержать их при себе. Пока, по крайней мере.

Возле отдела мы расстались, я загрузилась в машину, уткнувшись лбом в руль, закрыла глаза. Что же это такое творится вокруг? Чем дальше в лес, как говорится… теперь вот Георгий оказался наркоманом. Не в этом ли причина его отказов обследоваться? Он понимал, что вызывает его головные боли. И выходит, стал чаще принимать наркотики? Или больше, оттого промежутки стали заполняться более сильными болями и даже потерей ориентации на местности? Дичь какая-то.

Эта новость на время отвлекла меня от задуманных дел. Мне так не терпелось поговорить об этом с Данькой, что я направилась прямиком в офис Матвеева. Зашла в приёмную, секретаря не обнаружилось. Заглянуть в кабинет? Тут дверь сама открылась, и появился собственно Данька с секретарем.

— Позвоните этому поставщику и попросите прислать новый договор на этот год, — говорил он, хмуро глядя на девушку. — И вызовите мне Алексея Михалыча, скажите, пусть прихватит отчёт от транспортников.

Я выгнула бровь. Ну ничего себе, оказывается, может, если хочет.

— Катя, — Данька, увидев меня, заулыбался. — Ты чего здесь?

— Поговорить хотела.

— Что-то срочное? Могли бы дома поговорить.

Секретарь только потупила взгляд. Вот так и рождаются ложные слухи из случайно оброненных слов.

— Документы из бухгалтерии, Ольга, — хмуро сказал Данька, стирая с лица улыбку. Девушка, поджав губы, вышла из приемной.

— Чем она тебе не нравится? — все же спросила его. Он только поморщился.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ну я не отец, это он к ней почему-то особенно относился. А я ей сразу не понравился, с первой встречи, как и она мне, но раньше-то мы не часто пересекались. А тут приходится терпеть.

— И в чем причина ее нелюбви?

— Понятия не имею.

— Так уволил бы, если так не нравится.

— Уволю, — хмыкнул Данька, — только позже, когда освоюсь. Сейчас ещё несведущего секретаря мне только и не хватало. Так, — спохватился он, — мне надо позвонить срочно.