— Не интересно. – Зло выплюнул я, не смея и не желая отвести взгляд.

— А я всё равно скажу. Спим. В одной квартире, в одной постели. – Гадко улыбнулся на этих словах и далее выстукивал пальцем по столу, в такт словам. – Потому что только так я уверен, что утром она проснётся живая и невредимая. И на работе я практически не появляюсь, потому что она нуждается во внимании, не в моём конкретно, а просто во внимании. И я знаю, что она чувствует, тошнит её с утра или нет, сходила она в туалет вовремя или нет, хожу вместе с ней на массаж, в бассейн, на курсы, потому что ей, как возрастной, нужен особый подход. А ты? Что о ней знаешь ты?

— Ты меня ненавидишь?

— Прикажешь любить? – Изогнул он бровь, облизывая губы в азарте, а я внутренне закипал. Не улавливал моменты, когда Дементьев переходил из одной стихии в другую. Вот он, любящий мужчина, который заботиться, беспокоиться, оберегает, а уже в следующую секунду превращается в расчётливого и грозного Данилу Дементьева, который удавит и переступит, глазом не моргнув.

— Но ведь почему-то ты мне помогаешь…

— Да на ху* ты мне не сдался! Меня только Оксана интересует. И всё, что я делаю и сделаю ещё – всё для неё, для её комфорта. И если для этого понадобиться тебя поселить в соседней комнате, я это сделаю. И терпеть тебя буду, и улыбаться при встрече, и руку жать.

— Чётко и понятно, чего-то подобного я ожидал. Я тоже не питаю к тебе тёплых чувств.

— Вот и славно, а то я уже забеспокоился.

— Я вот, что думал, – посмотрел на Дементьева, не знаю, но меня что-то напрягало, – Оксана к матери хотела съездить, может… может, как-то встречу эту организовать?

На меня посмотрели как на идиота с тяжёлой формой заболевания. И смесь эмоций на лице Дементьева от простого удивления, смятения, ступора, до понимания, осознания и безграничной ярости во взгляде. Ярости, которая сменилась резкой усталостью и одним мощным выдохом. Он медленно, но дотошно затушил сигарету о край пепельницы, закрыл глаза, напряжённо провёл по ним ладонью, откинул голову назад, а потом вдруг засмеялся. Тихо, устрашающе.

— Ну, ты, Колесников, и ублюдок. – Выдохнул, всё ещё содрогаясь всем телом от своего истерического смеха, а потом резко выпрямился, смолк и рука, лежащая до этого на столе, свернулась в мощный кулак, который колотился от напряжения, но он совладал с собой и подтянул этот кулак к своему лицу, медленно успокаивая порыв. – Удушил бы говнюка, своими руками.

Он так смотрел, словно готов исполнить свою угрозу в любую секунду, был слышен даже скрежет зубов, на скулах ходили желваки.

— Ты сколько ей изменял?

— Что?

— Как долго ты изменял Оксане? Месяц, два?

— К чему…

— Отвечай! – Рявкнул он, и в нашу сторону снова все обернулись.

— Почти три.

Дементьев пожевал губами, несколько раз вдохнул-выдохнул, прежде ем продолжить.

— И что, все эти месяцы ты не нашёл времени спросить у Оксаны, что происходит? Ты о чём думал?

— К чему ты…

— Просто ответь. – Проговорил он жёстко. Так, как я ещё не умею, а Андрей вряд ли когда-нибудь научится.

Я сжал челюсти, но его воля была сильнее.

— Точно уж не о ней.

— И после этого ты ещё удивляешься, что она не хочет тебя видеть? Ты три месяца унижал её и теперь хочешь всё исправить? – Мне нечего было ответить, я и сам всё это знал. – После этого ты предъявлял её какие-то претензии, что она спит со мной? – Темнел он лицом всё больше и больше. – Тварь, да тебе повезло, что я раньше об этом не знал, разнёс бы твой череп на раз, урод! Это из-за тебя она не поехала к матери, ведь так? Знаю, что ей было страшно одной, как она волновалась, даже по голосу в телефоне было понятно, что еле дышит, она ведь просила тебя?

— Говорила, что матери стало лучше.

— Не просто лучше, она в себя пришла, впервые за пятнадцать лет вспомнила кто она, кто её дочь, просила меня привезти Оксану, хотя бы посмотреть на неё, поговорить, потому что дочь – это единственный родной человек в её жизни. И я позвонил, сказал что приеду. Но Оксана попросила тебя. – Говорил он тихо, а в каждом слове столько боли и понимания, что у меня тут же сердце сжалось, как вдруг он резко вернулся в привычную ипостасью. – А теперь скажи, почему не поехал?

Смотрит на меня и улыбается, знает ответ заранее, смакует то, как я мучаюсь, осознавая свои ошибки.

— Что ты хочешь услышать?

— Ты знаешь. – Сверкнул глазами и снова заулыбался.

— Да. – Выдавил из себя. – Я думал, как мне трахнуть Карину и ни черта не вспоминал об Оксане! Это ты хочешь услышать?! Это?!

— Нет. – На удивление спокойно, не обращая внимания на мой крик, ответил Данила. – Я хотел, чтобы ты сам себе это сейчас сказал. Чтобы прочувствовал. Потому что мама Оксаны умерла. – Посмотрел на меня несколько секунд, но я так и не осознал. – Через пару месяцев после этого. Она так и не дождалась, что Оксана приедет.

— Что?..

— Что слышал.

— Оксана знает?

— Знает. – Тихо и уверенно ответил Данила, и что-то внутри меня разорвалось, только ответить я ничего не смог. – Надеюсь, ты знаешь, почему не слышал этого от Оксаны?

— Знаю.

— Это хорошо. Это правильно. Тебе сейчас нужно вариться в этом соку, ты заслужил. И только представь, что она чувствовала, когда была на похоронах и кого она в этот момент вспоминала.

— Она была на похоронах?

— Была. Знаешь, – усмехнулся он, – а я даже не удивлён, что ты не в курсе. Что, не заметил, что жены нет дома? – Спросил с вызовом, с посылом.

— Когда это было?

— Не помню число. Оксана сказала, что отдыхает в санатории.

— Ты был рядом с ней?

— К сожалению нет. Я ведь не знал, что рядом с ней нет тебя.

На этот камень я только невесело улыбнулся, казалось, больнее быть уже не может. Но я ошибался. Больно.

— А почему? Почему тебя не было?

— Я занимался подготовкой к похоронам. Оксана попросила меня улететь до её приезда. Я сделал, как она хотела.

— Почему?

— Не знаю…

Ему тоже хреново, хотя бы оттого, что он, всесильный, под которым многие, да что там, практически все, прогибались, остался не удел. Да всех его денег не хватит, чтобы исправить то, что мы натворили и оттого ему тошно. Дементьев не привык курить в стороне, а сейчас ему ничего иного и не остаётся.

— Ещё вопрос. – Первым подал он голос после минутного молчания, а я лишь послушно поднял на него взгляд. – Что с Алисой?

Я сразу понял, что он имеет в виду, оттого и опустил взгляд. Да! Я сам себя ненавижу за это, я оставил мать без дочери и Алису без матери…