Ормуз

Время было ограниченно: последний паром, на котором мы успевали вернуться, был через три часа, а maps.me показывало, что наша велосипедная прогулка займет все два с половиной. Запас воды – полтора литра на троих, велосипеды оказались разломанными настолько, насколько можно себе представить: колеса стояли в разных плоскостях, на одном тормоза настолько зажали диск, что приходилось крутить педали даже на спуске, седла не держались, а шатуны и педали как будто просто не были соединены между собой.

Адская жара и отсутствие жизни вокруг сопровождали искателей уникальных мест под скрип байков, которые несли нас вдоль разноцветных скал и строительной техники. Жара становилась невыносимой, и мы решили окунуться в залив. В Иране нельзя даже ходить в шортах, но мы просто разделись догола и пошли в воду. Никакого положительного эффекта это не возымело: вода буквально горячая и нереально соленая. Мы смочили одежду водой и поехали в мокрых вещах, чтобы было хоть чуток прохладнее.

Ормуз

Красная дорога и пепельные горы

Вот он, красный пляж. Мы позавтракали последним оставшимся манго, нашли в припаркованном мотоцикле с телегой бутылку воды, отпили от нее, оставили денег взамен и поехали мимо Радужной долины, Долины статуй и просто офигевали от пейзажей вокруг нас. Не меньше мы офигевали от температуры и от времени, которое поджимает как никогда, ставя под угрозу весь проект. Мы проехали мимо будок с туалетом и бочками с водой, которые оказались предательски пустыми. Телефоны сначала просто не ловили сеть, а потом и вовсе сели, оставляя нас без ориентира по времени и местности. Шансов успеть становилось все меньше, чего не сказать о шансах словить тепловой удар.

Началась настоящая проверка на прочность. Здесь и стало все понятно. Понятно то, что круче команды просто не найти. Настолько тяжело и жарко еще не было. Мы вкручивали педали и молились за общее дело. Мысли ушли на задний план, но тут пронзительную тишину разбавил приближающийся звук мотора.

Подъехавший трехколесный мотоцикл с телегой был загружен, поэтому все, что он смог нам предложить, – это взяться одной рукой за него и катиться за телегой. Это спасло нам около получаса.

Пока мы мылись под горячей водой из шланга во дворе отеля, единственный посетитель начал разборку с хозяином из-за нежелания доплачивать за просроченный чек-аут. Пятидесятилетний американец возмущенно орал на иранского дедушку из-за семи долларов, которые, судя по его виду, явно не составляли для него никакой проблемы, кроме принципа. Притом что арендодатель велосипедов очевидно был прав, а наши головы и без того порядком припекло, Петян не выдержал и вмешался, встав на сторону справедливости. Дядька отблагодарил нас и заодно подвез в кузове своего пикапа к парому.

Изнеможденные ребята, сломанные велики и солнечный удар

На дискотеку в соседнее село

Мы уселись на свободные места и переглянулись друг с другом, не пытаясь сдержать улыбки. Этой самой многозначной улыбки, после которой все понятно. Время отчаливать

ПЕТЯ

За прошедшие пару суток мы успели прожить несколько жизней: параплан посреди соляного озера, уничтожающая жара и ее подруга влажность, город-призрак, иранский разноцветный остров, настоящая борьба за дело и за свою жизнь.

Когда колеса девятки заехали на паром, я не чувствовал искренней радости. Мне не хотелось позволять себе испытывать положительные эмоции раньше времени, так как они могли притушить пламя внутри меня. Я понимал, что, если обрадуюсь сейчас, а на границе нас не пустят, это будет, возможно, самое сильное чувство обиды в моей жизни.

Девятка погрузилась на борт корабля самой первой, за ней был белый здоровенный Lexus, ну и замыкал колонну, разумеется, новый Porsche. Выглядело это трио комично, но брала и своего рода гордость. Мы с парнями смеялись над водителями двух остальных машин, приговаривая: «Пф, на Порше и Лексусе каждый может». Девятка была припаркована, мы были на корабле, и это было приятно. Сегодня ночью спать можно было немного спокойнее. Мы поднялись наверх. Перед нами открылся салон корабля, но выглядел он как салон самолета. Ряды пассажирских кресел простирались от носа до кормы парома, в каждом ряду было порядка 20 мест. Белозубые иранские мужчины в белых одеяниях раскладывали багаж, их женщины исключительно в черной одежде и головных уборах усаживали неугомонных детей. В центре корабля расположился буфет с витриной, где персонал судна готовил ужин и очень интересным образом заваривал чай. На витрине стоял огромнейший бронзовый чайник объемом литров 10. Его размер был больше баскетбольного мяча, трех наших голов вместе или стандартного школьного глобуса. Чтобы заварить такую массу, к ручке чайника за веревочки привязали около 30 чайных пакетиков. Рядом лежал твердый иранский сахар в пакетиках и бумажные стаканчики. Взяв по стаканчику чая, мы с ребятами нашли себе по свободному ряду и разлеглись на них в ожидании ужина. Через два часа после погрузки мы все еще стояли в порту, но уже с едой на столе. Иранские морские компании кормят пассажиров кебабами с желтым рисом, а запивать дают очень странным молоком с мятой. Как оказалось, эта еда готовится в портовой столовой, где нас угощал Мортеза.

Понты дороже денег

После ужина мы пошли на обход корабля. На нашу удачу, вместо уже привычных нам дырок в полу на корабле были унитазы, хоть и без туалетной бумаги. Все привели дела в порядок, сняли немного материала для фильма и пошли по разным углам.

В моем углу я пользовался последними иранскими гигами, чтобы связаться с Россией:

«Ну что, мы на пароме – самом дорогом в моей жизни, но это меня не волнует».

На другом конце провода, в глухой деревне сеть тоже была плохой, но ее хватило для обмена парой сообщений.

«Так рада поймать себя на мысли, что где-то там, между Ираном и Эмиратами, есть Петя. И что скоро он приедет домой, – писала Аня. – Удачи тебе завтра, справься».

Предполагаю, это все может показаться читателю со стороны слишком романтизированным, но ведь так и было. Я из тех людей, кому с трудом дается писать про любовные вещи, но они стали