«Не дай бог, он расшевелит осиное гнездо, подвергнет опасности и себя, и Генриетту», – размышляла Орлова, уже пожалев о своём вчерашнем согласии.

Можно было прощупать Мари-Элен как-нибудь по-другому. Расположение духа фрейлины стало хуже некуда, да и склонённая над клавишами голова Генриетты служила немым укором. Юная герцогиня настолько опасалась за жизнь и благополучие Черкасского, что, как ни старалась, всё равно не могла это скрыть. Господи, да скорее бы уж князь вернулся!..

Как будто прочитав её мысли, в гостиную вошёл Черкасский. Дипломатический вицмундир, о котором фрейлина как-то подзабыла, напомнил ей, что князь Николай кроме всего прочего должен заниматься ещё и делами службы.

«Неужто он не успел встретиться с Мари-Элен?» – засомневалась фрейлина, и её разочарование стало полным и безоговорочным.

– Добрый вечер, сударыни, – поздоровался Черкасский, и что-то в его тоне насторожило Агату Андреевну. Голос был подчеркнуто бодрым. Значит, дела плохи…

Генриетта захлопнула крышку фортепьяно и с тревогой уставилась в лицо князя.

«Ни дать ни взять, мать, оберегающая своего детёныша», – вдруг осознала фрейлина.

Это было не просто смешно, это было даже неприлично. Девушке нет ещё восемнадцати, а она защищает взрослого сильного мужчину. Мир перевернулся! Чёрт знает, что такое…

Но юной герцогине не было никакого дела до размышлений Орловой. Генриетта уже летела навстречу своему кумиру:

– Добрый вечер, Николай Васильевич! Ну что, удался ваш план?

– Не знаю, что и сказать. Я встретился с Мари-Элен, поговорил с ней несколько минут, а потом она выставила меня за дверь, – отозвался Черкасский и подчеркнуто равнодушно пересказал дамам свой разговор с мачехой. Он не смягчил ни одного слова и повторил все услышанные оскорбления.

«Да уж, не позавидуешь, – размышляла Орлова. – Но что хуже всего, сам Черкасский тоже согласен с приговором. Вот только напрасно, в его лице нет ни тени безумия, а ведь эта болезнь начинает проступать сквозь черты довольно рано, и того, кому предстоит потерять разум, видно задолго до трагического финала».

Глаза Генриетты заволокло слезами.

– Мачеха специально так сказала, чтобы уязвить вас! – воскликнула она:

Черкасский, будто и не услышав, продолжил разговор:

– Агата Андреевна, вы хотели узнать о характере графини. У меня сложилось о ней неоднозначное мнение. Всё как-то странно: если Мари-Элен контролирует свою волю, она кажется жёсткой и воинственной, но, когда вопрос выбивает её из колеи или дело выходит из-под контроля, эта женщина мгновенно теряется, как будто из неё выпустили дух. И тогда она становится обычной, ничем не примечательной и растерянной.

– Вот именно! Удивительно точно подмечено, – согласилась Орлова и напомнила: – В разговоре с де Виларденом Мари-Элен так же стушевалась, да и виконт, когда шантажировал её контрабандой, добился своего почти сразу.

– Какое странное решение – заняться контрабандой оружия в воюющей стране, – удивился Черкасский. – Впервые о таком слышу. Зачем рисковать и нелегально возить его из-за границы, когда можно просто подобрать на полях сражений?

Только мужчина мог задать столь чёткий вопрос, и Орлова поздравила себя с тем, что князь Николай сейчас с ними. Самой ей и в голову не пришло, что о контрабандисте Рене они знают лишь со слов покойного де Ментона. Виконт обвинял любовницу, что это она занимается оружием под прикрытием нового имени. Что он тогда сказал? Что контрабанда оружия приносит огромные деньжищи, раз у Мари-Элен имеется столько купчих, оформленных для неё Трике.

– Вы вдвойне правы! – воскликнула Орлова и схватилась за свои листочки. Множество покупок на миллионы франков. Да о какой же сумме идёт речь? Где итог?

Один, второй, третий листок… А где же последний с суммой? Видно, так и остался лежать в ящике её туалетного столика.

– Извините меня, я забыла один документ. Схожу за ним, – сказала Орлова.

Она поспешила к двери, и уже в коридоре услышала звуки фортепьяно: Генриетта вновь заиграла английскую песню. Прекрасная мелодия. Может, эти двое поймут наконец друг друга? Хотя после сегодняшних откровений князя Николая фрейлина уже ни в чём не была уверена. Черкасский ведь сделал всё нарочно, он как будто предупреждал бедную девушку: «Я прокажённый!»

Жаль было их обоих, но сейчас Агату Андреевну ждали дела поважнее: когда верховодит смерть, любовь вполне могла и обождать.

Агата Андреевна убежала. Генриетта подозревала, что фрейлина сделала это нарочно – она уже не раз оставляла их с князем Николаем наедине. Бедная Орлова, зря она старается…

Генриетта прошлась рукой по клавишам и взяла первый аккорд.

– О, вы играете это! – воскликнул Черкасский и впервые за много дней улыбнулся. – Я надеялся, что вам понравится.

– Так это вы привезли ноты? Откуда?

– Я купил их здесь, когда в дом принесли письмо Штерна с предупреждением о вашем прибытии. Надеялся, что вы будете петь.

– А я все думала, откуда здесь английские ноты. Почему вы купили именно их? – спросила Генриетта и вновь сыграла первую фразу. Как же нежно она звучала!..

Черкасский молчал, видно, надеялся, что Генриетта продолжит игру, но девушка убрала руки с клавиш. Ей важно было услышать ответ! Что Ник чувствует? Слышит ли в музыке ту же нежность? Генриетта всмотрелась в глаза своего любимого и обрадовалась: сейчас из-за светло-карей радужки не проступала обычная боль. Под пристальным взглядом Генриетты князь как будто смутился, но ответ его прозвучал искренне:

– Я услышал в мелодии нежность и… любовь.

Как же теплеет на сердце, когда в нём расцветает надежда! Вернувшись к началу песни, девушка заиграла вновь. Фраза за фразой сплетались в куплет, а в сердце Генриетты пело счастье. Она пробежала взглядом по строчке со словами. Они были бесхитростными и… трогательными. Юноша просил подружку любить его так же, как любит он сам, и никогда с ним не расставаться. Как просто! Любить друг друга и всегда быть вместе – понятный рецепт. Жаль только, что невыполнимый! Или нет?..

Генриетта взглянула на князя. Николай уже не улыбался, но взор его ещё был мягким. Неужели в этих глазах цвела нежность? Или ей показалось? Страстное, отчаянное желание, чтобы её мечта сбылась, чтобы налитое в дубовый бокал малиновое вино заката досталось им двоим, было таким сильным, что Генриетта не выдержала:

– Вы знаете слова песни? – спросила она.

– Да…

– Так спойте!

Николай не откажется! Почему-то она поняла это. Так и случилось.

– Ну, хорошо, – согласился он, – но сразу ставлю условие: только вместе с вами. Я так мечтал вновь услышать ваш голос, а вы ещё ни разу не пели.

– Я не пою из суеверия, – призналась Генриетта и тут же махнула рукой: – Но бог с ними, с приметами… Давайте петь вместе! Здесь четыре куплета, вы поёте первый, я – второй и так далее.