– Я согласен! – заорал бывший масон, повернувшись к зеркалу.

– Ну а я тем более, – поддержал Леонид.

И снова, как и в Лондоне, послышался явственный бой часов. Дернулись, заколыхались, сами собой задвинулись тяжелые занавеси на окнах, и в спальне вдруг стало очень холодно и абсолютно темно, несмотря на то что до поздних майских сумерек было еще далеко. Тьма была удивительно густой, она словно обволакивала, душила и ослепляла, и Голубев даже не мог бы сказать с уверенностью, что же произошло на самом деле – действительно стемнело или он на миг потерял сознание? Во всяком случае, когда он пришел в себя, то тут же зажмурился от яркого света и лишь через некоторое время смог различить, что внезапно ослепившее его сияние исходит от множества свечей, неизвестно откуда взявшихся в комнате. Он неподвижно стоял на том же месте, недалеко от двери, и взволнованно наблюдал, как отражения в зеркале медленно-медленно приближаются друг к другу, на мгновение соприкасаются, сливаясь в непонятное единое целое, и так же медленно начинают раздвигаться вновь, но уже в другую сторону. И странно – хотя ему казалось, что это действо длится довольно долго, взглянуть в этот момент на самого себя и узнать, как же он выглядит сейчас, Леонид не успел. Он сделал это уже только тогда, когда превращение окончательно завершилось, и, опустив голову, ошалело осматривал и ощупывал свои собственные руки, ноги, живот… Потом он поднял взгляд и с удивлением обнаружил, что зеркало словно заволокло изнутри черной непрозрачной пеленой.

– Подойди сюда! – раздался оттуда чей-то властный голос.

Голубев сделал несколько нетвердых шагов, но бывший масон, вновь вернувшийся в тело Кирилла, его опередил и приблизился к зеркалу раньше. И тут взору Леонида предстала картина, которую он не смог бы забыть до конца своих дней. Из зеркала в комнату вдруг высунулось множество рук – мужских и женских, тонких и крепких, обнаженных и прикрытых рукавами разноцветной одежды. И все эти руки почти одновременно вцепились в завопившего от ужаса Глеба Серебряного, подхватили его, оторвали от пола и, несмотря на его отчаянное сопротивление, утащили прямо сквозь черное матовое стекло.

Некоторое время зеркало еще оставалось непрозрачным, а потом медленно прояснилось. В нем постепенно стали проступать очертания комнаты, а потом и отражение его, Леонида – самого что ни на есть настоящего Леонида Голубева, пятидесяти теперь уже восьми лет от роду, взъерошенного и, судя по выражению лица, насмерть перепуганного.

– Это все? – тихо спросил он у своего отражения.

– Все, – кивнуло оно в ответ.

Первое, что он сделал, – это открыл окно: в комнате отчетливо пахло паленым, хотя свечи исчезли. А потом поспешил к пульту связи с охраной.

– Вызовите «Скорую», моему гостю стало плохо. И ко мне сейчас должна прийти Ксения Волжанская.

И тут же принялся набирать номер мобильного Ксю.

Она появилась практически мгновенно и замерла в дверях, во все глаза глядя на него:

– Теперь ведь ты – это ты? Да?

– Теперь я – это я… – Он почему-то не решался приблизиться к ней, и она сделала это сама.

– У тебя теперь твои глаза, твое лицо… – Она испуганно оглянулась по сторонам: – А где этот?

– Его больше нет.

– Он исчез насовсем?

– Да, Глеб исчез. Осталась лишь внешняя оболочка – тело Рощина… – Леонид показал на лежащее тело Кирилла. – Я вызвал «Скорую».

– Я помогу, – спокойно сказала Ксения.

Через два часа тело Кирилла Рощина увезли в морг. Врачи «Скорой» зафиксировали в своих бумагах типичный «раковый интоксикоз».

– Что же, – вздохнула Ксения. – Значит, Кирилла Рощина больше нет… Жаль. Я даже по-своему привязалась к нему.

– Да, его больше нет, – отвечал Голубев. – Но я в отличие от тебя совершенно об этом не жалею.

– Вот как? – Ксения задумалась, потом вздохнула. – Покажи мне свою хваленую квартиру, а то я столько уже про нее слышала, а еще ни разу не видела.

Вдвоем они совершили небольшую экскурсию по дому.

– А это и есть то самое зеркало, да? – Ксения с некоторой опаской потрогала резную дубовую раму, будто боялась, что из-за стекла кто-то выскочит.

– Да, это оно, – подтвердил Леонид.

Они стояли рядом, их отражения были так близко друг к другу… Ксюша с интересом рассматривала Голубева через зеркало.

– Вот наконец-то передо мной тот, кого я всю жизнь ждала, – тихо проговорила она.

– Старый, обрюзгший и с животом? – усмехнулся он.

– Господи, ну какой же ты дурак, хоть и царь! Что это за возраст, право, для мужчины – пятьдесят восемь?!

– Но неужели ты готова любить меня такого! – недоумевал он.

– Как же ты не понимаешь элементарных вещей! Для меня ты – это всегда ты.

Он обнял ее, и она первая его поцеловала. Леонид расслабился, но тут его взгляд случайно наткнулся на зеркало, в котором отражались они с Ксенией и большая кровать у противоположной стены. Ему тут же ярко вспомнились «живые картины» с участием Инессы, которые так охотно демонстрировало ему в последнее время зеркало… А вдруг ему вздумается повторить то же самое с Ксенией? Нет, ни за что на свете!

– Что с тобой? – Она немного отстранилась и с тревогой поглядела на него. – Что-то не так? Ты плохо себя чувствуешь?

– Нет, все в порядке. – Он выдавил из себя улыбку. – Просто мне здесь, в этой квартире, как-то не по себе…

– Тогда поехали ко мне, что же мы стоим? – Она потянула его за руку. – Только скорее, умоляю тебя! Если бы ты знал, как я за эти восемнадцать лет истосковалась по своему царю Леониду!

* * *

– Ну и стоило бояться? – спросила она, когда он, весь мокрый, с бьющимся сердцем и тяжело дыша, повалился рядом с ней на кровать. – Если кого-нибудь интересует мое мнение, то, по-моему, все было просто чудесно!

– А откуда ты знаешь, что я боялся? – покосился он на нее.

Ксения пригладила его взмокшие от пота волосы и нежно потерлась щекой о голое плечо.

– Милый, но я, во-первых, врач, а во-вторых – взрослая женщина. Все вы, мужчины, с определенного момента начинаете бояться первого раза… И не только первого. Как будто для нас самое главное – получилось у вас или не получилось…

– А что для вас самое главное? – со счастливой улыбкой спросил он.

– Самое главное – что мы любим, все остальное неважно. Если не любим, тут уж ничем не поможешь.

Она села, машинально осмотрелась вокруг. Леонид взял с маленького столика сигареты и протянул ей:

– Ты ведь это ищешь?

Однако Ксения поглядела на пачку с откровенной брезгливостью, а потом даже скривила рот.

– Не хочу. Вообще больше никогда не буду курить.