15:15. Посмотрела на Кэт, когда на улице полил дождь. Еще спит. Тихо в своей кроватке. Мне показалось, в комнате прохладно, так что я набросила на нее одеяло. Вернулась в гостиную и снова села вязать.

16:30. Гроза усиливается – волнуюсь, что гром разбудит Кэт.

17:01. Вернулась посмотреть, как там Кэт, – может, ее пора кормить. Глаза еще закрыты. Лицо кажется бледнее, чем обычно. Потрогала щеку. Холодная. Такая холодная, что у меня заледенели пальцы и душа.

Не знаю, что было потом. Правда не знаю. Когда мир собрался в фокус, я стояла в детской на четвереньках. Руки дрожали, по лицу текли слезы. Не могла дышать. Марк на коленях в нескольких ярдах от меня держал Кэт на руках. Голова у нее свешивалась вниз.

Что ты наделала, Клэр? – визжал он.

Мир снова вышел из фокуса. Следующее, что я видела: кругом медики. Один прикрепляет какую-то штуку к моей деточке. Другой качает головой над серым лицом Кэт. Третий держит меня, чтобы я не вырывалась. У него на лице длинная царапина. Марк стоит в углу, вцепившись в спинку кроватки. Лицо белое, в глазах боль.

И тогда я поняла, что случилось с моей милой деточкой.

Больше писать не могу. Меня положили под наблюдение. Нет сил. Ничего не чувствую. Сознание разорвано. Меня поглотила бездна. Наверное, мне никогда из нее не выбраться. Но я должна записать все это до того, как засну.

Прости меня, Марк.

08:15. Проснулась мокрая от пота. Тот же сон, как в старых дневниковых записях, но намного, намного страшнее. Лицо не Дженкинса. Теперь это лицо Кэт. Восемнадцатилетняя версия моей маленькой деточки. Карие глаза, как у Марка, и светлые волосы, как у меня. Рот искривлен от гнева. Все из-за тебя, мама, ты испортила мне жизнь. Ты сделала меня моно. Твоя проклятая кровь. У меня ничего теперь не получится, надо мной всегда будут смеяться, я теперь, как ты, гражданин второго класса.

06:27. Проснулась, вся дрожа, лоб и ладони в поту. Тот же сон, что и прошлой ночью, но с жутким вывертом: моя взрослая Кэт – не моно. Вместо этого она дуо. И все равно она кричала на меня. «Ты меня позоришь, мама, – повторяла она раз за разом. – Потому что ты глупое ничтожество. Папа у меня супер, а ты – бесполезная и беспомощная». Почему мне теперь снится Кэт вместо Дженкинса? Почему эти сумасшедшие кошмары никак не кончатся?

17:15. Долго смотрела на малышку Кэт в кроватке. На этот раз она даже не плакала. Агукала, улыбалась, с веселым визгом тянулась за моим пальцем. Такая красавица. Невинный ангелочек. Такая милая, что я расплакалась. Что, если она станет моно, как я? Что, если я обрекла ее на пожизненную дискриминацию? А если окажется, что она дуо, будет ли она смотреть на свою мать-моно и бывшую официантку сверху вниз? Потеряю ли я ее любовь и привязанность, потому что не могу стать дуо, как она? Она будет меня презирать? Что, если день за днем она будет повторять тем же покровительственным тоном, как Марк сегодня утром: «Обязательно запиши это себе в дневник, мама, и выучи как следует»? Что, если я никогда не смогу ее понять? Будет ли моя дочь по-прежнему любить меня после того, как ей исполнится восемнадцать и она поймет, что она – моно? Возненавидит ли она меня за то, что я уготовила ей такую судьбу? И не возненавидит ли еще сильнее, если станет такой, как ее отец?