— Ну, здравствуй, Саша, — сказал человек. Отброшенная сигарета ударилась о стену и брызнула красными искрами. Зверев остановился.

— Что, Саша, не ожидал? — спросил полковник Тихорецкий.

— Здравствуй, Пал Сергеич, — ответил Зверев спокойно. На самом деле в нем мгновенно вспыхнуло чувство тревоги. — Признаться, не ожидал.

— Да я и сам не ожидал, что доведется ТАК встретиться.

Зверев подошел. Вблизи лицо Тихорецкого показалось ему сильно постаревшим. Полковник протянул руку. С небольшой — меньше секунды — задержкой бывший опер протянул свою… Рукопожатие. Неискреннее рукопожатие… оно продолжалось чуть дольше, чем продолжается дежурная формальность. Два мужика, два опера, два соперника жали друг другу руки и пристально смотрели в глаза. Искрился чистый снег в освещенном углу прогулочного дворика.

— Как же так, Саша? — сказал полковник. — Я ведь на тебя сильно надеялся…

— Я тоже сильно на себя надеялся.

— Закуришь? — из кармана щегольской дубленки показалась пачка БТ. Дома полковник курил «Мальборо». На людях скромничал.

— Спасибо, — ответил подследственный и достал «Родопи». Первый замначальника ГУВД щелкнул зажигалкой, дал прикурить. В этом жесте было нечто неестественное, показушное. Зверев усмехнулся, прикурил. Тихорецкий сделал вид, что не заметил этой усмешки.

— Жаль, Саша, жаль…

Зверев промолчал. Он уже начал ощущать, как мороз запускает пальцы под одежду.

— А деньги, Саша, придется вернуть.

— Какие деньги, Пал Сергеич?

— Брось, Саша, не дури… Деньги нужно вернуть.

Тихорецкий говорил уверенно, твердо, вокруг глаз собрались морщинки. Зверев молчал. Пауза затягивалась, на набережной шумели машины.

— Ты, видимо, не до конца понял, в чей карман ты залез, — сказал полковник. Зубы в тени блеснули узкой белой полоской.

— В чей же? — равнодушно сказал Зверев. Тихорецкий демонстративно поморщился.

— Как только деньги вернутся, ты выйдешь отсюда. Я гарантирую… ты меня знаешь, я слово держу.

— Ничем не могу помочь, Пал Сергеич. Рад бы… да не могу.

Скрипнул снег под ногами полковника МВД. Полковник пришел в следственный изолятор вернуть добытые преступным путем сто пятьдесят тысяч баксов.

— Саша, не дури, — сказал Тихорецкий внешне спокойно, даже дружелюбно, но Зверев все же уловил в голосе скрытую угрозу.

— У меня нет денег, — ответил Зверев и улыбнулся.

— Выбирай: либо свобода, либо…

— Что? Что — либо?

— Дурак, ты же не представляешь моих возможностей. Сядешь так, что твои деньги тебе уже не понадобятся. Сгниешь в зоне.

— Что же ты пугаешь, полковник? Тихорецкий плюнул на снег и сказал:

— Да не пугаю я тебя, Саня. Ты же толковый мужик… ну, упорол косяка. Бывает. Но теперь-то сделай выводы! Никакие бабки не стоят свободы… Верни, и все вопросы я закрою.

Зверев аккуратно затоптал сигарету и посмотрел Тихорецкому в глаза.

— Ты, Пал Сергевч, Салтыкова-Щедрина, как культурный человек, разумеется, читал?

— При чем здесь Салтыков-Щедрин? — изумленно спросил Тихорецкий.

— Да так… Фраза одна вспомнилась: Баланец подвели, фитанец выдали, в лоро и ностро записали, а денежки-то тю-тю… Плакали-с!

— Щенок! — сказал Тихорецкий и сощурил глаза. — Сгниешь в тюрьме.

Он резко повернулся и пошел по искрящемуся снегу к выходу. На Арсенальной набережной пронзительно закричал автомобильный клаксон.

В камеру Зверев вернулся в отличном расположении духа: именно в напряженной ситуации он умел мобилизоваться наиболее полно. Тюрьма потихоньку просыпалась, серый рассвет скучно плыл над Питером. Сокамерники посмотрели на Сашку с интересом: куда, мол, таскали в такую рань? Но никто ничего не спросил. Здесь не принято соваться в чужие дела. Более того — это бывает опасно.

Днем Зверев играл в шашки с Игорем и проиграл четыре партии подряд. Майор был доволен — обычно получалось наоборот, Сашка выигрывал.

В обед баландер передал новую маляву от Лысого. Встреча намечалась на сегодняшний вечер. Ну, хорошо, подумал Зверев, потолкуем. Вышло, однако, по-другому. За час до назначенного времени в камере два-девять-три произошло убийство… Два сержанта сели играть в нарды. Оба сидели за грабеж. Один еще находился под следствием, а второй был за судом. В изоляторе он провел больше года. Срок, нужно сказать, немалый. Обычный для нашей неторопливой Фемиды… мучительно долгий для человека. Год в тюрьме никак не способствует укреплению нервной системы. Ничего мудреного в этом нет: соберите в одной комнате десяток даже очень уравновешенных мужиков… Через год они будут смотреть друг на друга волками.

…Ссора вспыхнула мгновенно. Из ничего, из-за какого-то пустякового замечания, которое потом никто уже и не вспомнил. Полетели на пол нарды, прогремела матерная фраза и… схватился за перерезанное горло сержант ППС из Московского района. Жертва и убийца еще стояли друг против друга, один зажимал страшную рану, второй держал в руке половинку бритвенного лезвия. Они были даже чем-то похожи, оба невысокие, крепко сбитые, белобрысые. Оба смотрели друг на друга с изумлением… Хлестала кровь, и в глазах одного жизнь уже затухала…

— Что ж ты, дурак, наделал? — закричал майор Игорь и бросился к убийце. Тот испуганно отпрянул, полоснул его своей бритвой. Тельняшка на груди Игоря мгновенно разошлась наискось, открывая волосатую грудь. Бритва вспорола кожу. Зверев прыгнул, ударил сержанта ногой в бок. Тот сразу согнулся, упал на хрипящего, окровавленного человека… Еще две минуты назад они мирно бросали кости. В принципе, они даже корешились.

Зверев обрушился на убийцу, завернул руку с бритвой за спину.

— Врача! — выкрикнул он. — Срочно врача!

Майор Игорь посмотрел на свой разрезанный тельник, на грудь с несколькими капельками крови и бросился к открытой кормушке.

— Врача! — разнеслось по галерее. — Быстрей, человек умирает!

Когда появились врач и два шныря с носилками, грабитель Смирнов уже не шевелился, а его убийца сидел на корточках в углу. Он плакал.

Сержанта Смирнова унесли. Шныри выглядели несколько возбужденными, а врач — нет.

В Крестах он работал не первый год и всякого насмотрелся. Убийство, самоубийство, увечья и членовредительство всех мыслимых и немыслимых форм — обычное дело в тюрьме.

Смирнова унесли, на его убийцу надели наручники и увели. На камеру два-девять-три обрушились оперативники. Провели шмон, допросили всех поодиночке, сопоставили показания… дело-то простое, обычное. Расстрельное.

А в камере освободилось два места. Ну да свято место пусто не бывает. Из-за шухера, связанного с убийством, встреча Зверева и Лысого состоялась только ночью.