В общем, пока я охранял с отцом торговые караваны, я оттачивал умение бегать, стрелять, драться и убивать. Первый человек, которого я убил, был именно разбойник. Бандиты устроили засаду в лесу, прямо перед поселением, в которое мы направлялись. Правильно, в принципе. В конце пути охрана обычно расслабляется, только мы были не простой охраной. Наступила уже ночь, когда Отец остановил караван и, чувствуя опасность, решил обойти с двух сторон возможную засаду. Для большинства охранников темнота была кромешная, но только не для меня. Отец доверил мне идти в другой группе, без него, и в лесу мы действительно нарвались на разбойников. Дело было сделано быстро. Даже пленных взяли. Комендант поселения, а им был, кстати, Стёпка Штефанко, тогда ещё капитан, сразу бросился их пытать, чтобы узнать, где схроны с награбленным. Узнал он что-нибудь или нет, не знаю, но мы от него ничего не получили.

В общем, боевой опыт у меня был, и на офицерские курсы меня приняли без вопросов. Длились они полгода. Наверное, это было моё самое счастливое время. А когда я их закончил, мы с Ликой поссорились.

– Я не хочу и не буду работать клоуном-охранником в твоей шарашке! – крикнул я ей тогда.

– Тебе на меня наплевать! – крикнула она в ответ. – Ты хочешь только бегать по лесам и подставлять свою шкуру под пули. А каково мне будет, если с тобой что-то случится, ты об этом подумал?

– Это моя работа. Я больше ничего не могу и не хочу делать. И не буду!

– Ну и иди тогда к чёрту со своей работой!

– И пойду. Встречу, передам привет.

Я ушёл из дому и жил в общежитии для негородских офицеров-наёмников. Начал ходить в рейды, сначала рядовым бойцом группы, конечно. А потом случилось очень важное событие.

* * *

Это был мой третий рейд – конец весны, снег уже почти сошёл. Моя группа закончила участие в операции по отлову стада снежных людей. Мы работали загонщиками, но сегодня утром нам по рации передали, что больше от нас помощи не требуется.

Группа отдыхала. Я отошёл к ручью умыться. Погода было хорошая: тепло и свежо. Ветер прохладный, а природа уже почти проснулась после зимы, лес прямо-таки дышит. Ручей весело журчал, отражая солнечные лучи, вдоль него росли молоденькие берёзки. Я постоял немного, подышал свежим воздухом. Потом наклонился, зачерпнул ладонями воды и умылся. Хорошо! Родниковая вода, холодная, чистая, вкусная, стекала по лицу. Я выпрямился и тут увидел его… Короткая шерсть, огромные мускулы, конусообразная голова, выступающие вперёд челюсти с торчащими клыками и красные глаза, а в них такая ненависть, что словами не выразить. Я бы тоже ненавидел, если бы всю мою семью схватили и отправили в рабство, где они и умрут.

Снежный человек стоял на другом берегу ручья чуть согнувшись и смотрел на меня. Полтора центнера мышц и костей бесшумно подошли ко мне сквозь лес, а я даже не заметил. Снежный человек пронзал меня взглядом. Конечно, у меня автомат на плече и «стечкин» за поясом, но, если он прыгнет, даже если я успею выхватить оружие и выстрелить, пули такую махину не остановят. Остаётся нож.

Мне стало страшно, красные глаза снежного человека излучали ярость, силу, ненависть и страх одновременно. Но мой враг не боялся, он заставлял меня бояться. Ужас и паника охватили меня, сжали сердце, сковали тело. Так бывает, когда вот-вот ужас лишит разума, захватит тело, победит волю, и человек, превратившись в безумное существо, бросится прочь от опасности, не осознавая, что происходит вокруг. Но бывает и по-другому, когда страх превращается в гнев, в ярость…

Снежный человек пошевелился, внутри у меня будто струна лопнула, я закричал и прыгнул. Глаза ослепила жёлтая вспышка.

Я увидел себя со стороны, летящего навстречу снежному человеку, который тоже прыгнул через ручей. Время будто замедлилось. Моя левая рука на ходу вырывается вперёд, упирается в оскаленную морду с торчащими клыками, старается отвернуть подальше, а правая рука с ножом бьёт снизу прямо в живот, покрытый шерстью. Стальное лезвие с трудом пробивает каменные мышцы и погружается в нутро. Я проворачиваю рукоять ножа, а тем временем стальной крепости лапы хватают, сжимают меня.

Я снова в своём теле, чувствую, как ломаются рёбра, как больно впивается в грудь рукоять торчащего ножа, время снова набирает обороты. Мне больно. Я кричу. Господи, как мне больно! Боль накатывает тёмной пеленой, застилает глаза. И я проваливаюсь в спасительное забытьё.

* * *

– Эй, – спросил белокурый разведчик с мечом за спиной, – а чья это разгрузка лежит?

– Эта? – Командир группы Виталий Осипов показал берцем на рюкзак. – Да это Витьки. Оставил, дебил. Куда он, вообще, делся, Коля?

– Не знаю, к ручью вроде пошёл, – Викинг пожал плечами и, взяв рюкзак за ремень, предложил: – А давай-ка я лучше его спрячу. Пусть Витька побегает.

– Пускай.

И будто в ответ на эти слова по лесу прокатился мощный рёв, в который влился пронзительный крик человека. Группа из шести человек рванулась на звук.

– Твою мать! – выкрикнул Антон Пряхин, перепрыгивая через ручей, когда увидел Ахромеева в объятиях снежного человека посреди ручья. Антон плюхнулся одной ногой в воду и перепрыгнул на другой берег. Там упал на живот и стал выцеливать лес, прикрывая остальных.

– Ни хера себе! – пробормотал, пыхтя, Дима Коломийцев, тащивший пулемёт; он тоже перепрыгнул ручей и упал рядом с Пряхиным, чтобы прикрывать остальную группу.

Коля Викинг, Виталий Осипов и маг разведгруппы Гавриил Русаков подбежали к лежащим в воде. Сержант Александр Заторный их прикрывал сзади.

– Чего там? – спросил он, обернувшись.

Виталик и Коля попытались разомкнуть лапы снежного человека, но те опять сомкнулись. Виктор вскрикнул в беспамятстве.

– Погоди, – сказал Коля.

Он вынул нож, перерезал сухожилия на железных мускулах и развёл конечности в стороны. Виктора сняли с мохнатой груди, аккуратно перенесли, положили на землю. Только тогда он пришёл в себя, попытался глубоко вздохнуть, но только сипло застонал.

Коля и Виталий переглянулись. Коля взглядом показал на кобуру Осипова, тот отрицательно покачал головой: «Пока не время».

К раненому подошёл маг. Гавриил положил руки ему на грудь, Виктор застонал. Маг закрыл глаза, будто прислушивался.

– Так, – сказал он, – позвоночник цел, – все с облегчением выдохнули. – Сломано пять рёбер. Внутреннее кровотечение. Кровь я остановил на время. Если в ближайший час оказать врачебную помощь, выживет.

Ахромеев что-то попытался сказать.

– Терпи, Витёк, мы тебя вытащим. А вы что встали? – осведомился командир у остальной группы. – Ну-ка, быстро делаем носилки, и понесли! Тоха, Дима прикрывают, Сашок впереди!

* * *

Виктор Ахромеев

Когда я проснулся, в груди было ощущение, будто на меня навалился слон. Что со мной произошло, я помнил смутно. Но после этого навсегда запомнилось ощущение, когда хочешь, но не можешь вздохнуть. А когда вдохнуть получается, воздуха всё равно не хватает. Когда я очнулся в больничной палате, Лика была рядом. Она все три дня была рядом. С тех пор мы не расставались.