– Я, я, я, я! – скандировал он, аккуратно вырезая заметку и намазывая обратную сторону клеем, затем прилепил ее на деревянную панель на стене и пригладил, чтобы бумага приклеилась ровно, как обои.

Он отошел назад полюбоваться. Когда он находился в этой комнате, у него захватывало дух. На всех стенах фотографии, статьи, изображения смерти. Он представлял себе, как полицейские вынесут дверь в его квартиру и ворвутся внутрь. Они обнаружат эту комнату, это святилище и начнут фотографировать, и эти снимки опубликуют в газетах и в интернете, и однажды, очень скоро, о нем тоже напишут книгу.

Раздался тихий сигнал, с которым на электронную почту приходит письмо. Он подошел к компьютеру и щелкнул мышкой. Это было письмо от продавца с eBay. Он выиграл на аукционе винтажную простынь. Он улыбнулся, обнажив десны. Распечатал фотографию простыни и подошел с ней к фотографиями из квартиры Кейт Маршалл в Детфорде. Он сравнил фотографию простыни, которую купил, с изображением той, что была найдена в квартире Кейт, после того как Питер Конуэй напал на нее.

– Да, – сказал он, переводя взгляд с одного изображения на другое. – Подходит идеально.

В пятнадцати километрах от квартиры у Риджентс Парка Энид Конуэй сидела за столом у себя на кухне и готовилась передать Питеру последние сообщения от Фаната. Работа была грязная, ей приходилось разрезать ириски, чтобы выскоблить мягкую сердцевину. Вся ее одежда была покрыта пятнами, а к столу по всей поверхности прилипли застывшие потеки карамели и шоколада. Она работала хирургическим скальпелем – он помогал сделать идеально ровный разрез, – надев на руки резиновые перчатки. Работать с ирисками нужно было быстро, они таяли прямо в руках, поэтому она сначала их заморозила. Также она выключила отопление и открыла окна. Потоки холодного воздуха то и дело врывались в кухню и приносили с собой запахи уличной еды и выхлопных газов.

Обычно по ночам на улице было шумно, и за долгие годы она к этому привыкла, но в тот день уличный шум действовал ей на нервы. Двое детей на мопеде носились вверх-вниз по улице, и пронзительный звук, издаваемый двигателем, казалось, проходит прямо сквозь нее.

Энид взяла еще одну ириску и аккуратно развернула упаковку. Руки под перчатками вспотели, и ей было сложно держать конфету ровно, чтобы воткнуть в нее скальпель и разрезать по кругу. Разрез должен был быть ровным, чтобы, когда она снова соединит половинки, шов был незаметен.

В соседнем доме кто-то закричал, и от неожиданности Энид дернулась. Ириска, которую она держала в руке, выскользнула, и кончик скальпеля воткнулся прямо в подушечку большого пальца.

Мокрая от пота резиновая перчатка быстро начала наполняться кровью, и Энид поспешила к раковине.

– Черт! – закричала она, стягивая перчатку и подставляя палец под холодную воду. Боль была адская. Энид нажала на палец и посмотрела на порез. Он оказался глубоким. – Твою ж мать!

Она подержала палец под водой несколько минут, пока не перестала идти кровь. Затем, достав аптечку, она намазала палец антибактериальным кремом, туго замотала бинтом и сверху заклеила пластырем. Когда руки высохли, Энид достала из шкафа бутылку Teacher’s, налила виски в бокал и запила им пару таблеток обезболивающего.

Она оглядела бардак на кухонном столе: комками застывшая карамель, скомканные резиновые перчатки и пристроившийся на краю столешницы аппарат для термосварки. Виски согрел ее изнутри, и Энид подошла к микроволновке, рядом с которой лежали два паспорта. Она проверила, не просочилась ли кровь через повязку, и, убедившись, что все чисто, открыла паспорта.

В первом была ее фотография, но паспорт был на имя Джун Мунро. Джун было столько же лет, сколько Энид, только день рождения в другой день.

Ее поразило качество подделки: бумагу на ощупь было не отличить от настоящей, а в конце паспорта была толстая пластмассовая страница с биометрическими данными. Паспорт был действителен еще девять лет. Для правдоподобности в конце стояло несколько отметок о поездках: двухнедельное путешествие в Хорватию в прошлом году, в Исландию и в Штаты. В паспорте также стояла действующая американская туристическая виза. Энид взяла второй паспорт. Внутри стояли такие же штампы из Хорватии и Америки. Фотография Питера, сделанная в комнате для свиданий, подошла хорошо. Энид было непривычно видеть в паспорте другое имя – Уолтер Кинг, – но со своими седеющими волосами Питер и так был практически неузнаваем. Новый паспорт сделал его на год моложе.

В микроволновке лежала пачка евро десятисантиметровой толщины: четыреста пятьдесят банкнот достоинством по пятьсот евро, что в сумме составляло двести двадцать пять тысяч. У Энид было еще две пачки денег помельче: в одной было семь тысяч пятьдесят евро, а во второй – пять тысяч купюрами по двадцать евро.

Один вид этого всего заставлял ее дрожать от восхищения и страха одновременно. Она достала из пачки три случайно попавшиеся пятисотевровые банкноты и отнесла в банк. Это было рискованно, но она должна была проверить. В банке она успешно обменяла их на британские фунты. Деньги были настоящие. Паспорта выглядели кошерно. Он сказал ей, что взял их в надежном месте, отдав за каждый по пятнадцать тысяч. Но ничего из этого не досталось ей даром. Когда привезли деньги и паспорта, она подписала документы о передаче их дома неизвестному трастовому фонду. Они оценили дом почти в двести сорок тысяч фунтов. Он стоил больше, особенно учитывая такую пикантную деталь, как то, что в этом доме вырос серийный убийца.

Энид налила себе еще виски. Она сильно нервничала от того, что в доме хранилась такая сумма. Завтра она должна идти на встречу с Питером и ей надо будет запрятать эти деньги в каком-нибудь надежном месте.

Она убеждала себя, что это все стоит того. Она знала, что они преодолеют Ла-Манш на лодке и незамеченными проскользнут в испанский порт. Действие паспортов распространялось на всю Шенгенскую зону, покрывающую Европу. По данным, которые имелись в распоряжении властей, Джун Мунро и Уолтер Кинг находятся в Испании. После побега Питера все гавани, вокзалы и аэропорты будут переведены в режим повышенной безопасности, но стоит им добраться до Испании, и они могут залечь там на дно на месяцы или даже годы и спокойно ездить по Европе, избегая усиленного паспортного контроля.

Она беспокоилась о деньгах. Ей придется оставить все свои банковские счета и свою пенсию, но они, конечно, смогут сразу же купить себе небольшой домик и отложить какую-то сумму. И потом всегда есть способы заработать деньги.

Она так долго мечтала заключить сына в объятия, говорить с ним часами, как когда-то раньше.

Она не хотела думать ни о чем другом, в том числе о том, что Питеру придется сделать, чтобы обеспечить им свободу. Как всегда, она затолкала эти мысли подальше, на задворки сознания.

Энид допила виски и достала из морозилки еще одну пачку конфет. В этот раз ее рука не дрогнула. Ириска поддалась и распалась на две половинки. Энид выковыряла шоколадную начинку кончиком скальпеля и засунула на ее место большую оболочку от капсулы, где уже лежала записка, в которой она написала обо всех последних изменениях. Соединив половинки, она покатала конфету между теплых пальцев, вернув ей изначальную форму. Она вскрыла еще одну ириску и спрятала в ней записку от Фаната, а затем завернула конфетки и сложила их обратно в пакет.