— Да, знаю. У меня так случалось. Недавно…

— Вот… И у нас с мамой сейчас такое происходит. Мы решили пожить отдельно.

— Как это?

— Пока поживем в разных квартирах… А там посмотрим.

— А я где буду жить?

— Это надо тебе решать.

— Я хочу с вами вместе. Как всегда.

— Малыш, это невозможно. Жить ты будешь либо с мамой, либо со мной. Как решишь. А видеться сможешь в любое время, сколько хочешь, и со мной, и с мамой.

— Как же школа? Мне что, в другую школу надо переходить?

— Об этом речи нет. Будешь продолжать учиться в своей.

— Наташа, принципиально ничего в твоей жизни не изменится. Ты с папой так же часто будешь встречаться, как и сейчас. Он же больше чем по полгода отсутствует, а когда не уезжает, ты его видишь только по выходным. Да и то не всегда, — вмешалась молчавшая до этого Лена.

— Лена, мы же договорились не давить на ребенка. Пусть она сама решает.

— Что, я не права? Она же сразу не может все понять и осознать. Как она будет с тобой жить? Тебя никогда дома нет. Ей придется постоянно общаться с мачехой. Она что, Золушка?

— Могу то же сказать и о тебе. Ты пойдешь на работу, и ей придется общаться с чужим мужчиной. Не знаю, как его правильно называть.

— Я замуж, в отличие от тебя, не собираюсь. Хватит мне одного эксперимента. Мы лучше вдвоем с Наташей поживем. Не забывай — я мать. Я ее родила.

— А я тут ни при чем? Давай рассказывай дальше, но только прекрати этот словесный цирк. Родить и быть матерью или отцом — это две разные вещи. Воспитывали мы Наташу вместе. Считать, кто лучше и в чем, — по меньшей мере глупо. Воспитание не определяется совместно проведенным временем. Можно за минуту общения дать ребенку больше, чем за годы созерцания. Оценок тут нет. Только время расставляет все по местам. А время оценить, кто и что вложил в ребенка, пока еще не пришло. Она еще не созрела…

— Для выбора между отцом и матерью созрела?

— Не знаю, но жизнь требует этого. У каждого человека в жизни есть этапы, когда надо сделать тот или иной выбор. Этот момент никак не зависит от возраста. Даже младенцы выбирают соску, которая им нравится. Наташа уже много раз выбирала. Это и есть этапы взросления. Вот и сегодня ей предоставлено право выбора, и, когда она им воспользуется, еще немного повзрослеет. Станет чуть-чуть другим человеком. Давай, малыш, выбирай. Не бойся ошибиться. Прислушивайся к своему сердцу и разуму.

— Может, вы передумаете и помиритесь? — спросила Наташа, скорчив плаксивую рожицу.

— Малыш, мы не ссорились. Просто так повернулась жизнь. Я люблю твою маму, тебя. Мама тоже к нам хорошо относится, но жить мы вместе не можем. Когда-нибудь ты это поймешь, а сейчас прими как неоспоримый факт. Это аксиома нашей семейной жизни. Помнишь, как в геометрии — две параллельные прямые не пересекаются. Почему? Аксиома. Так и у нас… — попробовал ответить Родик.

— Да… Я не знаю, что мне сказать. Я вас обоих люблю.

— Это хорошо. Никто не требует, чтобы ты кого-нибудь из нас разлюбила. Просто будем жить в разных квартирах. Возможно, даже иногда станем вместе отдыхать. У тебя появятся как бы два дома. Просто в одном ты будешь жить, а в другой в любое время приходить, — еще раз попытался объяснить Родик.

— Не тумань ребенку голову, — опять вмешалась Лена. — Все просто, Наташа. Папа будет жить с тетей Оксой. А мы с тобой.

— Лена! С кем я буду жить, даже мне неизвестно. Прекрати давить на ребенка. Я же не фантазирую о том, за кого ты хочешь выйти замуж.

— Можно мне решать не сегодня? — скорчив все ту же жалостливую гримасу, спросила Наташа.

— Ладно, — махнул рукой Родик. — Совещайтесь, а я пошел. Мне к Надежде надо заехать. Там с Сергеем проблемы. Я все, что мог, сказал. Бегать по кругу нет смысла. Думай, малыш. А ты, Лена, если что-то хорошее между нами осталось, прекрати на нее давить. Официант… Даме кофе, девушке мороженое, а мне сто грамм водки. Сразу все посчитайте. Если можно, то побыстрее. Я очень тороплюсь.

Выйдя на улицу, Родик с удовольствием подставил разгоряченное лицо мокрым шарикам снега. Холодные комочки, ударяясь, прилипали к коже и медленно таяли. Родик некоторое время постоял, привыкая к сумраку улицы и наслаждаясь этой странной прохладой. Потом платком вытер лицо и очки. Ощутив прилив энергии, он направился к машине но, не доходя до нее, остановился. До квартиры сестры было минут пять пешком, и он решил, несмотря на непогоду и слякоть, прогуляться. Развернувшись, он направился в сторону Самотечной улицы. Думать и анализировать не получалось. В голове свербила только одна мысль: «Что-то не так». Однако, что он сделал или что произошло не так, сформулировать не удавалось. Мысль эта вскоре вызвала неприятное чувство беспокойства. Даже нажимая на кнопку дверного звонка, он продолжал испытывать душевный дискомфорт, не позволяющий сосредоточиться и переключить внимание на предстоящий разговор.

Дверь открыла Надя. Родик молча вошел и так же молча разделся, вопросительно взглянув на нее.

— Сережа в столовой, — по-своему поняв его взгляд, сообщила она. — Детей я уже спать уложила. Он мне все рассказал. Ты был прав, но он в ужасном состоянии.

— Печально. Лучше бы я ошибся. Пойдем обсудим.

Сергей сидел в кресле с отрешенным видом мученика. Его круглое, обычно улыбчивое лицо напоминало неподвижную маску. Всклокоченные волосы, отросшая клочковатая щетина, заплывшие и без того узкие глаза придавали этому отрешенному виду отталкивающую неопрятность.

— Пойди помойся-побрейся, — посоветовал Родик.

Сергей не шелохнулся.

— Не хочешь — не надо. Тогда рассказывай мне все с самого начала. Все, что знаешь.

— Машину у меня отняли и били, — проговорил Сергей и опять замолчал.

— Били, похоже, слабо, — оценивающе взглянув на Сергея, заключил Родик. — Ну а машину отнять — это в порядке вещей. Завтра застрахуем ее задним числом и заявим в угон. Так что это не страшно. Рассказывай лучше главное. Людей так просто не похищают…

— Не слабо. Просто не по морде… Смотри, что с руками сделали…

Сергей выпростал из-под себя руку. Сестра, которая, вероятно, уже видела ее раньше, непроизвольно охнула. И было от чего. Даже на Родика, повидавшего много травм при полевых работах и испытаниях, это произвело впечатление. Что-то болезненно защемило в нижней части туловища. Кисть руки, потерявшая нормальные очертания, представляла большой иссиня-черный с багровыми разводами синяк, а пальцы с почерневшими ногтями безвольно свисали.

— Извини, сразу не заметил. И вторая такая? — спросил Родик.

— Еще хуже, — зачем-то дуя на руку, жалобно ответил Сергей. — Боль дикая.

— Пошевели пальцами, — попросил Родик. — Угу… Переломов, похоже, нет. Дай вторую… Да-а-а, постарались. Надо в травмопункт ехать. По себе знаю… Хотя тогда придется объясняться. Они в милицию телефонограмму могут дать, а это сейчас ни к чему. Давай я тебе ногти скрепкой прожгу?