– Из тюрьмы на пенсию, – гыкнул Аншлаг. – Попрощаемся, атаман?

– Попрощаемся, – говорит Башка.

Вот они руки сцепили, обнялись и разошлись.

– А может, еще встретимся, – обернулся Аншлаг.

И со Студнем он тоже попрощался, а тот сказал:

– Если живой останусь, на воде научусь ходить, чтоб по-настоящему и без липы. Непременно научусь.

Аншлаг смеется:

– Замороченный-скособоченный. Когда научишься, меня позови, вместе по нашему озеру гулять будем.

Отмахнул рукой и к своей бойнице вернулся. Скоро бой обновился, лихие головы, вконец разозлившись, напролом полезли. Внизу у них еще машина прибавилась, тяжелые снаряды доставила. И стали лупить по-всякому, стену бомбами обваливать. Аншлаг себе позицию в старой сторожевой башне устроил, вполовину обломанной, а передняя стенка так вовсе ему по пояс была.

Расстрелял он половину коробки и думает, как бы ему патроны растянуть на подольше. А тут снаряд аккуратно в башню влетел, все вокруг вспучилось да разлетелось, и Аншлаг сквозь землю провалился. В голове у него мутно сделалось, а потом разъяснение настало, но не так чтобы до конца. Стоит на четвереньках и землей плюется, головой мотает. Ружья нигде нет, света не видно, а грохочет сверху. Глянул Аншлаг, а там дыра, да вылезать в нее совсем не хочется, в голове все бултыхается. Он на ноги встал и пошел куда-то, куда дорога была. Стенки по бокам руками держит, а они вроде кирпичные. Что такое, думает, не было тут такого подвала, самолично все проверил и обстучал на предмет клада.

А подвал длинный тянется, Аншлаг задыхаться начал, и мозги еще на место не встали, барахтаются. Опять у него помутилось, а вдруг лбом стукнулся, и прояснело чуть. Он рукой преграду обшарил и решил, что деревянная, только запертая с какой ни то стороны. Тут Аншлаг испугался, что его не выпустят и останется здесь замурованным. Он стал колотиться в дверь и орать на все лады. Башмаком по ней, кулаками долбит и благим матом ревет, а голове от этого совсем плохо, помирает у Аншлага голова и на ясный свет просится.

Бродяжка за Колю, который судьбу нашел, обрадовалась и говорит:

– А лестница тут дальше идет, надо поглядеть.

И сама первая пошла со свечкой, мимо монаха протиснувшись. Коля за ней встал, тяжел у него камешек на шее, прямо-таки сгибает, но идти можно. Тут они услышали, как долбит кто-то и вроде голос из-под земли ревет. Бродяжка прянула и в Колю ткнулась, а он ее сдвинул за себя и вперед пошел по ступеням.

– Духам безобразящим тут не место, – говорит, – кто ж это?

А бродяжка вдруг смеется:

– Тот, кто ищет клад.

Лестница кончилась, и они очутились в глухом закутье. Тут гроханье сильнее, совсем рядом. Бродяжка свечку выше подняла и ахнула, а Коля чуть было по матушке не сказал от сотрясения чувств. Вокруг старинные доски с ликами предстали, большие и малые, вскладчину и в особицу, а между ними разное церковное для служб, ларцы-ковчеги, кресты и оклады, ткани расшитые. Все вперемешку, а будто и в порядке чинном сложено. Да в стене напротив дверка дубовая, и в нее колотятся.

Коля засов отодвинул, тут на него Аншлаг выпал, очумевши и на половине рева. А Коля ему рот ладонью прижал и говорит:

– Не шуми, недоросль.

Аншлаг озирается в страшном удивлении, дышит жадно и головой для ясности встрясывает, мозги на место ставит.

– Это чего, музейный склад? – таращится. – А меня снарядом жахнуло и под башню закатало.

Бродяжка его за руку взяла и наверх по лестнице повела, а не то он головой бы совсем съехал от сильного впечатления. А как мимо монаха проходили, Аншлаг перепугался и наверх с криком убежал. Узнал старичка, который первым стену клал. Бродяжка его возле церкви отыскала, а Коля внизу с монахом остался, трезвение производить по-благочинному.

Здесь Аншлаг от бродяжки снова отбился и к воротам идет, гласит радостно:

– Мы клад нашли, атаман, самый настоящий!

Башка на миг голову от сражения отвернул, сказал через зубы:

– Кто ищет, тот найдет.

А как отвлекся, так перед ним разбойное рыло возникло. Ощерилось злорадно и стало убивать Башку. А только не успело. Между ними третий явился, Башку за руку взял и назад отодвинул, а сам впереди встал. Вся расстрельная порция ему досталась, да ничем не повредила.

Разбойное рыло в ужасти отступило и в кусты укатилось. А монах руку Башки отпустил и без оглядки с холма вниз пошел. Лихие головы в него постреляли сначала, а потом бросили и вслед ему смотрели, устрашась. Монах к озеру спустился – и вроде шел медленно, а у берега скоро оказался.

Аншлаг к Башке подбежал, и бродяжка рядом встала, а за ними Студень приковылял, утомившись войну вести. Все на монаха, как один, глядят. Вот он на воду ступил и пошел прямо по дивному озеру, аки посуху, чуть поверхность колышет.

Башка в сотрясении пукалку свою автоматную кинул и за ним рванулся. Бегом до берега добежал и по воде помчался, аки посуху, будто полетел, а только через пять метров бултыхнулся и стал тонуть. Забыл, верно, как плавать.

Студень ему на выручку бросился, сам сраженный и будто кипятком ошпаренный. Тут уже мигалки запиликали, и от машин возле холма сразу тесно стало, а лихим головам обидно. Милиционерия повыпригивала и всех разбойным рылом в землю положила. Студень Башку на берег вытянул, и на них тоже кандалы нацепили. А только здесь снова у всех головы посрывало.

Монах посреди озера шел, и ему навстречу из воды город встал, лучезарный и на солнце золотом сияющий. Воздвиглись у всех на виду шатры цветные, маковки резные, купола огневые, красой неописанной на все стороны расхвалились и стоят, глазам радость несут. Перед монахом ворота городские раскрылись, и вошел туда, пропал из зрения.

Милиционерия, рты раскрывши, на диво глядит, лихие головы землю жуют, Студень с Башкой свое переживают. А тут еще к холму три богатыря подходят, с богатырского сна пробудившись.

Первым на поляне Никитушка глаза продрал после ночных трудов, да Ерему растолкал, а Афоню они уж вдвоем на ноги подымали сильными приложениями.

– Что за комары мне на ухо звенят? – прозевался наконец Афоня.

Ерема ему отвечает:

– Стреляют.

Афоня прислушался и говорит:

– Ну и пусть себе стреляют, не богатырское это дело, пальба бестолковая.

– Надо бы посмотреть, а вдруг сгодимся, – отвечает Ерема.

– Как будто у монастыря шумят, – тревожится Никитушка.

– А завтрак?! – сдосадовал Афоня. – Я на пустое брюхо с супостатами не воюю.

– Твоя сила не в брюхе, – напомнил ему Ерема.

За таким разговором из лесу вышли и к монастырскому холму в обход озера направление взяли.