— А церковь-то не сидела сложа руки, — тихонько сказал Сайленс разведчице. — Эти братья-воители выглядят весьма впечатляюще. И их тут стало гораздо больше, чем до нашего отъезда.

— Сборище голубых, — фыркнула Фрост, даже не оборачиваясь, чтобы взглянуть на иезуитов. — Выглядят-то они неплохо, но не более того. Я могу съесть их всех с потрохами и даже вином запивать не стану, пожалею благородный напиток. Знаю я таких. Пока их много, они страсть какие храбрецы, а для честного боя кишка тонка. Раз они так любят своего бога, могли бы подраться со мной. Я уж помогла бы им отправиться поболтать с ним лично.

— Если вы собираетесь разговаривать в таком тоне, предупреждайте заранее, — сказал Стелмах. — Я постараюсь сделать вид, что незнаком с вами. У церкви — длинные уши, и оскорблений братья не прощают. О боже, один из них идет сюда! Постарайтесь изобразить раскаяние.

— Не имею ни малейшего понятия о том, как это делается, — уведомила его Фрост.

От группы священников действительно отделился один и не спеша направился в их сторону. Сайленс каким-то чудом умудрился сохранить бесстрастное лицо. Придворные в ужасе шарахались от священника, стараясь предоставить ему как можно больше места. Одежда воинствующего брата состояла из темно-красной рясы и такой же шапочки, а выражение лица не предвещало ничего хорошего. На самом деле этому брату было немногим больше двадцати лет, но он, как мог, старался выглядеть старше. Шею его украшало ожерелье из человеческих ушей, с пояса свисало два скальпа. Он остановился перед Сайленсом и Фрост и принялся разглядывать их с таким видом, будто видел гораздо более впечатляющие образцы человеческой породы, да и те ползали перед ним на коленях и ели пыль. На Стелмаха брат-воитель внимания не обратил. Впрочем, того это ничуть не огорчило.

— Говорят, что вы спасли нас от нечестивых нелюдей, — сказал наконец священник. — Если это и так, значит, на то была Божья воля. Оба вы — настоящие воины. Но положение вещей изменилось, и теперь все должны выбирать, на чьей они стороне. Святая церковь может простить вам ваши прегрешения, и это же может сделать Лайонстон. Вам придется выбрать и заявить о своем выборе во всеуслышание. И запомните: кто не с нами, тот против нас. А церковь знает, как поступать со своими врагами. Я понятно выразился?

Презрительная усмешка исчезла с лица священника, когда Фрост вдруг резко ударила его кулаком в живот. Удар был таким сильным, что брат-воитель отлетел на несколько метров и врезался в ряды своих товарищей, расшвыривая их, как кегли. Послышались вопли и стоны. Кто-то ругался, кто-то схватился рукой за ушибленное место… Заваривший всю эту кашу священник скорчился на земле, тщетно пытаясь вдохнуть хоть немного морозного воздуха. Фрост стояла неподвижно с бесстрастным лицом. Стелмах закрыл глаза ладонями. Сайленс зааплодировал, и некоторые храбрецы из числа придворных присоединились к нему. Фрост не обращала на них внимания — разведчица до мозга костей.

— Ох, не надо бы мне стоять с вами рядом, — простонал Стелмах. — Вы же форменные самоубийцы!

— Послушай, парень, — сказал Сайленс. — Нас здесь почти наверняка убьют. Так какая тебе разница, кто это сделает?

Стелмах посмотрел на императрицу, на Железный Трон, а затем обратил к Сайленсу почти умоляющий взгляд:

— Вы в этом уверены, сэр? Неужели у нас нет никакой надежды?

— Ну зачем же, — возразил Сайленс, — надежда есть всегда. В последний раз, когда мы с Фрост были здесь, нас заковали в цепи от макушки до пяток. Смертный приговор был уже подписан, и оставалось только проставить в нем наши имена и привести в исполнение. Но мы уцелели. На этот раз у нас еще меньше шансов выжить, но зато мы по крайней мере не в цепях. Что обнадеживает.

— Меня — нет, — сказала Фрост. — Это просто очередная уловка. Пытка ложной надеждой.

Стелмах вздохнул:

— Я надеялся, что кто-нибудь из моей семьи придет, чтобы поддержать меня, но ошибся. Никто даже не увидит, как я умру. У неудачников не бывает родственников и друзей. Как у прокаженных.

— Какая, однако, глубина мысли, — обернулся к нему Сайленс. — Вероятно, близость смерти вас вдохновляет. Обычно вы неразговорчивы, Стелмах. Расскажите нам о своей семье. Что за люди ваши родители и почему им пришло в голову назвать сына Храбрецом?

— Мои родители были крайне честолюбивы, — мрачно сказал Стелмах. — Отец был деловым человеком, но не сумел ни сделаться министром, ни найти себе жену из хорошей семьи. Поэтому всех нас очень рано отправили в армию. Мои братья, Герой и Смельчак, стали офицерами. Сестра Афина покинула дом даже раньше нас, чтобы стать разведчицей. Не знаю, где она сейчас. О таких вещах не спрашивают. Отец давно умер, так что разочароваться во мне он не успел. Офицеров безопасности в армии не жалуют.

— Что ж, по крайней мере у вас есть семья, — сказал Сайленс. — Я стал капитаном, потому что так велел клан. И я тоже хотел, чтобы они мной гордились. Вместо этого я уже второй раз покрываю семью позором. Официально они отреклись от меня, когда погиб мой первый корабль «Ветер тьмы». Я, собственно, собирался погибнуть вместе с ним, но разведчица зачем-то решила спасти меня. До сих пор не знаю, зачем она это сделала. Что скажете, разведчица?

— Все мы ошибаемся, — сказала Фрост, не глядя на капитана.

Сайленс улыбнулся:

— Расскажите нам о своей семье. Мы оба уже распахнули перед вами свои души. Откуда вы взялись, разведчица?

Фрост молчала. Сайленс уже решил было, что перегнул палку, когда она заговорила, но так тихо, что им со Стелмахом пришлось напрягать слух, чтобы разобрать слова.

— Официально считается, что у разведчиков нег семьи. Все мы — одна семья, и другой нам не надо. Но я была любопытна. Я нашла скрытые файлы и разыскала в них адрес своих родителей. Я даже пришла навестить их. Но встретиться со мной согласился только отец. Я пыталась поговорить с ним, но он не слушал. Боялся. И больше я туда не возвращалась. У меня нет семьи, капитан. Я достигла всего сама. Или с помощью Империи.

— Удивительно духоподъемная беседа, — сказал Стелмах. — До сих пор мне просто было скверно, зато сейчас я готов покончить с собой. Почему бы нам не откусить себе языки и не покончить со всем этим?

— Потому что у нас еще есть надежда, — объяснил Сайленс. — И еще потому, что я намерен сражаться за свою жизнь до последнего вдоха. Верно, разведчица?

— Верно, — согласилась Фрост. — О, поглядите-ка! Братья-воители, кажется, приходят в себя.

Священники действительно уже поднялись на ноги, хотя все еще держались друг за друга, чтобы не упасть. Военные, не скрываясь, хихикали и подталкивали друг друга локтями. Кто-то из придворных снова зааплодировал, но сразу прекратил и обернулся к Железному Трону, чтобы узнать, одобряет ли эту шутку императрица. К счастью для всех, Лайонстон была так увлечена беседой с генералом Беккетом, что ничего не заметила. И тогда все обернулись посмотреть, как воспринял это еще один человек. Ибо у подножия Железного Трона стоял Джеймс Кассар, кардинал церкви Христа-Воителя.