Максимов наставил пистолет на него.

— Не надо. Вы что, — Матлаков схватил его за руку.

Водитель сглотнул слюну краноподобным кадыком и незаметно выжал сцепление. Максимов навалился в открытое окно и выдернул ключ из зажигания. Двигатель-ветеран заглох.

— Нету денег мужики.

Максимов открыл дверь и вытянул старика наружу.

— Слушай сюда, отец. Я тебе новую куплю, прямо с конвейера. Чекисты мы, государственных преступников преследуем. Нужна твоя гражданская помощь.

— Не чекисты вы никакие, — дед выправил коричневый пиджак и встал смирно. — Пистолет то не нашенский. Я сам в органах работал. Был бы помоложе, положил бы вас тут и не моргнул, уроды.

Максимов не нашел, что ответить.

По молодости Максимов много повидал советского раритета, но этот будто вчера сошел с чугунного конвейера. В салоне, казалось, еще витало дыхание молодых советских сборщиков, затягивающих болты отвертками с потертыми деревянными ручками. Руль плетенный вручную, панель аккуратно подклеена в местах трещин и сколов, натёрта до заводского блеска. Двигатель не ревел, тянул, как заправская лошадь.

Матлаков стал вести себя странно. Он поджал скрюченные ладони к груди и пристально осматривал машину, заглядывал под сидение и в бардачок.

— Ты в порядке? Болит что?

Матлаков поскуливал, как собачка, желающая в туалет. Он крепко сжимал челюсти и громко дышал носом. Размера узких пазух не хватало, чтобы насытить легкие.

На заднем сидении лежал пакет с одеждой. Матлаков достал оттуда белую рубашку, чистую и выглаженную. Запустив руки в ткань, он обтер кожу ладоней, рук, лица — все отрытые части тела.

Закончив, он растёкся по сидению и задышал размеренней.

— Мое проклятие, — он осмотрел окрестности. — Куда мы едем?

— В Домодедово.

— А что полетим куда?

Максимов обеими руками крепко сжимал тяжелый руль. Машина отлично держала скользкую дорогу.

— Владимир, умоляю расскажите, что произошло?

— А тебе что рассказали, эти?

— Ничего. Никто со мной не говорил.

— Куда везли, не сказали?

— Сказали к вам на Лубянку.

— Ко мне, — усмехнулся Максимов. — Да кончить они тебя хотели.

— Это как — кончить?

— А вот так.

— А что я сделал? — Матлаков посмотрел на себя, будто ответ лежал где-то на нем.

— Как всегда, оказался не в том месте не в то время.

— Но я только хотел помочь.

Дворники качались слишком медленно, чтобы вовремя очищать лобовое стекло.

— А самолет, что с ним?

Максимов рассказал о жесткой посадке и о том, что успел предупредить брата о необходимости найти осколок и спрятать в шкатулку.

— Странно, почему он сразу не вез его в шкатулке? Не было бы ничего этого. Бессмыслица какая-то.

Весь день Максимова одна сплошная бессмыслица.

— Его нашли?

— Не знаю.

— Вы же найдете, верно? Осколок нужно сразу уничтожить. У меня племянник в городе живет. Он пожарник. Можно ему позвонить, он поможет.

— Сам разберусь.

Максимов достал телефон, тот потяжелел и не включался. Должно быть, намок, когда Максимов упал в лужу.

— Дай телефон.

— У меня нет. Забрали.

— Ладно. Мне нужно чтобы ты подтвердил свои слова кое-кому.

— А как я подтвержу? Я же ничего не знаю. Вот Марис, он знает.

— Он сбежал в Ригу неделю назад.

Матлаков задумался.

— У него сестра там жила, насколько я помню. С Людой они ездили к ним погостить каждый год.

— Адрес знаешь или имя?

— Нет. Он никогда подробно не рассказывал о семье.

От приоткрытого окна в лицо летела освежающая морось.

— Ну а ваш брат. Он в порядке?

— Он жив, но…

Максимов не смог подобрать слова.

— Но с ним что-то неладное, так? — Матлаков отмахнулся. — Простите, если я слишком цепляюсь. Нервничаю просто. Вон руки трясутся до сих пор. Вроде старый дурак, но никогда ни от кого не бегал.

— Ты говорил, что жена Болодиса… эм, как ее имя?

— Люда.

— Люда. Она считала себя другим человеком, или что-то в этом роде?

— То же происходит с вашим братом?

— Похоже на то, — Максимов кивнул. — Его брат близнец Артур умер несколько лет назад, и теперь Кирилл… он как бы ведет себя как он. Не знаю, как объяснить.

— Нет, нет. Продолжайте. Он откликается на его имя?

— Более того он говорит как Артур, ведет себя как Артур. Ухмылки, словечки всякие. Как такое может быть?

— Никак. Это иллюзия. Очень мощная и убедительная для него, и абсолютно неприемлемая для окружающих. У братьев близнецов сильная связь. Облучившись осколком, мозг вашего брата полностью отключился от своей личности и переключился на другую. Провалы в памяти мозг замещает воспоминаниями из прошлого, либо придумывает ложные. Совсем скоро у него начнутся личностные конфликты. Правда и иллюзия настолько смешаются в нем, что он не сможет их отличать.

— Что-нибудь можно сделать?

— Посмотрите на меня. Я осознаю свои обсцессии, но ни один врач не смог мне помочь, — Матлаков смотрел на свои ладони. — Муравьи, я вижу их повсюду. На этом кресле, на панели, у себя дома или на улице. Они заполонили все вокруг и если я не буду держаться от них подальше, они уничтожат меня. — Матлаков улыбнулся удивленной реакции Максимова. — Я знаю, что их нет. Они плод моего воображения. На ваш вопрос, Владимир Иванович я могу ответить только нет. Эта болезнь вызвана чем-то более могущественным, чем мы и вылечить ее человек не способен.

Впереди показался пост ДПС. Максимов перестроился в крайнюю левую полосу и спрятался за большегрузным автомобилем.

Внезапно грузовик резко затормозил, из-за кабины, пересекая несколько полос, выскочил полицейский с палочкой.

Максимов надавил на газ и объехал его.

Автомобиль ДПС включил звуковой сигнал и маячок, выехал на дорогу следом. Полицейский на ходу запрыгнул в открытую дверь.

— Пристегнись, — холодно сказал Максимов.

Он включил четвертую передачу, разъяренный двигатель изводился рычанием и оборотами.

— Мы же не убегаем? Это же милиция.

Максимов контролировал зеркала заднего вида и вилял между встречными автомобилями.

— Боже, — Матлаков накинул ремень.

Стрелка спидометра замерла на 130 и, как бы двигатель не старался, выше не поднималась.