Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дакс подумал, что, по иронии судьбы, отец не узнает, что возвращается на родину на корабле, носящем его имя. Это было первое, что бросилось Даксу в глаза, когда траурная процессия остановилась на пирсе. «ХАЙМЕ КСЕНОС». Белые буквы на черном борту были еще совсем свежие и не до конца скрывали прежнее название корабля — «Шошика Мару». Это был первый рейс между Францией и Кортегуа, выполняемый вновь созданным торговым флотом.
Прошло немногим больше месяца с того дня, когда он сидел в кабинете отца и Марсель принес телеграмму из Англии. Дакс до сих пор помнил улыбку, появившуюся на лице отца после того, как он прочел телеграмму.
— Нашему другу сэру Роберту удалось достать для нас корабли!
Дакс улыбнулся, видя, как радуется отец.
— Так что когда настанет время нам с тобой возвращаться домой, мы сможем вернуться на собственном корабле.
Дакс подумал, что вот и наступило это время, но такого возвращения никто из них не мог себе представить. Отец возвращается домой, а он остается. — В телеграмме президента все было сказано ясно:
«Выражаю соболезнования в связи со смертью твоего отца, который был истинным патриотом. Ты назначаешься консулом и будешь находиться на этом посту вплоть до дальнейших распоряжений».
Дакс посмотрел, как закрепляют гроб на случай качки. Потом матросы, отдавая честь, по одному прошли мимо гроба и покинули каюту, в которой остались только Дакс и Котяра.
Дакс повернулся к другу.
— Я подожду на палубе, — торопливо прошептал Котяра.
Дакс посмотрел на гроб, накрытый зелено-синим флагом с изображением парящего белого орла Кортеса, именем которого и была названа страна. Потом подошел к гробу и тихонько положил руку на крышку.
— До свиданья, отец, — едва слышно сказал он. — Интересно, знал ли ты, как сильно я любил тебя?
Сергей проснулся около одиннадцати и, спотыкаясь спросонья, отправился прямо на кухню. Там за столом сидел отец.
— Почему ты не на работе? — удивленно спросил Сергей.
Граф посмотрел на него.
— Я больше не работаю. Мы отправляемся в Германию.
— Это еще зачем? Все знают, что в парижских отелях платят больше, чем в других странах Европы.
— Я не собираюсь больше быть лакеем, — спокойно ответил отец. — Я солдат. Я возвращаюсь к своей профессии.
— И в какой же армии? — поддел его Сергей. Еще с младенческих лет он слышал о том, что белогвардейцы сколачивают армию, чтобы с победой вернуться на родину. Но из этого ничего не выходило, и все знали, что не выйдет.
— В германской армии. Они предложили мне звание, и я согласился.
Сергей засмеялся, налил чашку крепкого чая из самовара.
— Германская армия, да? Банда идиотов, которая тренируется с деревянными ружьями и планерами.
— У них не всегда будут деревянные ружья и планеры. Их заводы не простаивают.
Сергей пристально посмотрел на отца.
— А для чего тебе воевать за них?
— Я помогу им прийти в Россию.
— Ты поведешь армию иностранцев против России? — в голосе Сергей прозвучали недоверчивые нотки.
— Коммунисты — это еще не Россия! — сердито крикнул граф. — Коммунисты — это грузины, украинцы, татары, объединенные евреями, использующими их в своих собственных целях!
Сергей молчал. Зная, что с отцом лучше не спорить на эту тему, он прихлебывал чай.
— У Гитлера хорошие мысли, — продолжил отец. — Спасти мир можно, только уничтожив всех евреев! А кроме того, фон Садов говорит, что Гитлер хочет вернуть Россию ее законным правителям.
— А остальные едут с тобой?
— Нет, — отец замялся, — но они приедут потом. Ты бы лучше начинал собирать вещи.
Сергей посмотрел на графа. Он давно пришел к выводу, что его отец не самый разумный человек. Граф всегда поддерживал любые бредовые планы восстановления монархии и всегда оказывался в дураках, теряя на этом свои деньги. И в этот раз случится то же самое. Остальные будут выжидать, наблюдая как отец рискует в одиночку, а потом посочувствуют, когда у него ничего не выйдет. И даже не заикнутся о возмещении потерь, которые он понесет ради их же блага.
Сергей вздохнул. Разубеждать отца было бесполезно, если уж граф Иван принял решение, то это окончательно, он не отступится. Слова сорвались с губ Сергея, прежде чем он успел осознать их смысл:
— Я с тобой не поеду.
Теперь уже удивляться пришлось отцу.
Спустя несколько дней Сергей сидел в кабинете консула, неловко примостившись на стуле перед столом. В голове не укладывалось, что меньше года назад они вместе с Даксом еще учились в школе. За несколько месяцев, прошедших со смерти отца, Дакс, казалось, стал значительно старше.
— Так что, как видишь, — сказал Сергей, — я вынужден искать работу. Дакс кивнул.
— И, поскольку ничего не умею делать, пришел к тебе. Может быть, ты что-нибудь придумаешь. Я понимаю, ты очень занят, поэтому колебался, прежде чем явиться.
— Тебе не надо было колебаться. — Дакс не сказал другу, что на самом деле он не перегружен работой, так как до сих пор мало кто интересовался Кортегуа. Единственное, что действительно изменилось, так это его положение в обществе: он внезапно стал желанным гостом на всех приемах. Что-то привлекало французов в этом молодом человеке, в этом консуле, который был широко известен благодаря своим успехам в игре в поло.
— Надо что-нибудь подыскать для тебя, — сказал Дакс и улыбнулся Сергею. — Я бы пристроил тебя в консульство, но в следующем месяце я уезжаю домой. Президент решил прислать нового консула.
— А я думал... Дакс улыбнулся.
— Мое назначение было временным, пока президент не подыщет подходящую кандидатуру.
— И что же ты будешь делать? — Судьба друга взволновала Сергея больше, чем своя собственная. Дакс пожал плечами.
— Не знаю. Президент написал, что у него есть планы на мой счет, но мне они неизвестны. Возможно, поеду в Сандхерст, как и планировалось. Но об этом я узнаю, лишь когда приеду домой.
Молодые люди некоторое время сидели молча.
— Может, ты хочешь поехать со мной в Кортегуа? Сергей покачал головой.
— Нет, спасибо. Я буду неуютно чувствовать себя в незнакомой стране. Предпочитаю остаться в Париже. Дакс не стал настаивать.
— Понимаю. Ладно, если что-то услышу, сразу сообщу тебе.
Сергей поднялся.
— Спасибо.
— У меня есть немного денег, могу дать тебе, если нужно, — предложил Дакс.
Сергей посмотрел на деньги. Пять тысяч франков. У него чесались руки взять их, но было слишком неловко.