По-человечески Алексея очень трогала личная жизнь Бен Беллы, о которой рассказывали друзья-швейцарцы. «Отец алжирской нации» долго отказывался от брака, считая себя женатым на освободительной борьбе.

Навещая его в тюрьме, мать умоляла жениться, пока она жива. Но будущий президент высмеивал ее словами: «Как я могу жениться в заключении?»

Мать умерла через четыре месяца после его ареста, но Аллах услышал ее молитвы. И вскоре навещать Бен Беллу в тюрьме начала красавица, журналистка ультралевых взглядов, пораженная силой его характера. После трех визитов он сделал ей предложение.

Захра согласилась и поселилась в его камере, уходя каждые два месяца навещать семью родителей. Дочь Ахмеда и Захры — Махдия — родилась в этой же камере и провела в тюрьме первые семь лет в окружении охранников и надзирателей.

Захра была марксисткой-троцкисткой и со временем жестко критиковала государственную политику мужа. А впоследствии стала видной деятельницей партии «Фронт Социалистических сил», созданной в 1963 году в качестве оппозиции однопартийной системе Бен Беллы. Вот такая арабская сказка-быль.

Устроиться в Алжире на работу с датским дипломом было не трудно. Алексея взяли техническим чертежником в архитектурное ателье, инженерный состав которого составляли одни швейцарцы. Они одинаково хорошо говорили и по-французски, и по-немецки.

В тайном «политическом совете» суфиста Бен Беллы было полно троцкистов-швейцарцев. А швейцарцы из архитектурного бюро, в котором трудился Козлов, тесно общались с ними и с удовольствием пересказывали происходящее на заседаниях под руководством «отца алжирской нации».

Так что в Центр от Алексея шли шифровки о совершенно секретной жизни политической элиты Алжира. И конечно же, Ахмед Бен Белла, как и Гамаль Абдель Насер, не подозревали, что «Золотыми Звездами» Героев Советского Союза обязаны незаметному техническому чертежнику — немцу Отто Шмидту. Так же как и тому, что Хрущев принял в их обществе участие в пуске Асуанской плотины, построенной на советские средства с помощью советских специалистов.

Связи с СССР, не без тайного участия Отто Шмидта, зашли у Ахмеда Бен Беллы так далеко, что в его кабинете висел портрет высокопоставленного большевика-мусульманина башкира Султан-Галиева. А к его столетию «отец алжирской нации» прислал в Татарстан телеграмму со словами: «Султан-Галиев — человек, которому многим обязан мир в XX веке».

Алексей прожил в одиночестве месяцев восемь, а потом в Алжир приехала Татьяна с соответствующей легендой. Поженились они в Москве перед самой командировкой, но поездку Татьяны задержала подготовка к технической работе: тайнописи, шифрованию, приему радиограмм.

У Алексея было много знакомых пожилых французов. Кто-то из них уехал, кто-то умер, и адресов, по которым жена якобы могла в свое время жить, оказалось в изобилии. Приехала Татьяна как немка, а французский выучила уже в Алжире.

Через два года после получения независимости алжирцы стали уничтожать документацию на всех иностранцев, живших в колониальные времена. Это дало возможность рассказывать в других государствах о прожитых двадцати годах в Алжире — проверить это было невозможно.

Вскоре после приезда Татьяна забеременела, ей стало тяжело в жарком и влажном климате. Алексей написал об этом в Центр и получил задание ехать в Германию через соседние страны.

Сначала отправились в Тунис, затем в Голландию, потом во Францию. Оставив жену во Франции, Алексей выехал в Штутгарт, неподалеку от французской границы. Было неизвестно, чем закончится въезд в Германию с фальшивым немецким паспортом.

Работы чертежника в Штутгарте в разгар августа не было. Кураторами Алексея на подготовке были бывшие военные, контрразведчики, люди с уникальным опытом, но таких мелочей, как особенности трудоустройства в августе, они не знали.

Тогда Козлов как раз и пошел чернорабочим в прачечную и привез жену. Они без труда получили внутренние удостоверения личности и официально поженились.

Потом перебрались в Мюнхен, Алексей снова устроился на уже знакомую работу в химчистку. Вскоре родился сын, а через одиннадцать месяцев — дочь. После рождения детей Алексей и Татьяна получили вместо прежних внутренних удостоверений настоящие западногерманские паспорта и с великим сожалением спалили липовые паспорта в печке.

Липовые паспорта, сделанные в КГБ, были красивые и аккуратные. А когда выдавали настоящие паспорта, оказалось, что на них криво приклеены фотокарточки — выдававший их полицейский был, как назло, пьян. И прошиты паспорта были неправильно, так что на КПП их всегда рассматривали более подозрительно, чем липовые.

Потом Козловых вызвали обратно в Россию на пару месяцев. И после передышки Алексея отправили на длительное оседание в Бельгию. Шесть месяцев он искал работу чертежника или рабочего химчистки. В конце концов попал в крупную гостиницу «Хилтон», в подразделение химчистки и прачечной.

К этому моменту Козлов был высококвалифицированным рабочим и вскоре стал руководителем этого подразделения. Нашел хорошую квартиру и привез жену с двумя детьми.

Алексей переставал соображать от голода и побоев, и прошлое текло перед глазами, как кино.

Он вспомнил их уютную кухню в Германии. Со светлой мебелью, расшитыми занавесками и разрисованной бело-голубой ручной кофемолкой на стене. Вспомнил, как стоял у окна, прижимая к груди крохотную дочку в отделанных кружевом праздничных пеленках, и смотрел вниз на уютные фахверковые домики, черепичные крыши и засыпанные снегом лужайки.

Татьяна кормила кашей старшего сына, сидевшего в высоком затейливом детском стульчике. Сын вертелся, капризничал, не желал есть.

— Каша вкусная, сладкая! — ворковала Татьяна по-немецки, впихивая в сына очередную ложку рисовой каши с изюмом. — Мальчики, которые хорошо едят кашу, становятся великанами! Отто, я не понимаю, как ребенок может каждый день есть одну и ту же кашу? Здесь никаких круп, кроме риса, не купишь…

— Зато они умеют запекать рисовую кашу с изюмом в тыкве, а мы нет, — напомнил Отто.

— И что в этом сложного? Отто, мы не опоздаем?

— Все нормально, я слежу за временем. Если он будет голодный, то раскапризничается в кирхе и испортит все крестины. — Они собирались на крестины дочки.

— Да что там можно испортить? — возмутилась Татьяна. — Мало того, что мы с тобой, коммунисты, крестим ребенка! Да еще и в немецкой кирхе, да еще и крестный у нас бывший офицер СС! Представляю, что было бы с моим отцом, если б он узнал!

Отто подошел к жене, поцеловал ее в выбившуюся из прически прядку волос:

— Зато мы с тобой напишем в анкете, кто крестный нашей дочери! Лучшего прикрытия не придумать!

— А мальчики, которые не едят кашу, так и не вырастают. И становятся вредными гномами! — продолжила жена уговаривать сына по поводу новой ложки. — Смешно, что наши дети будут думать, что они немцы, родившиеся в ФРГ, и говорить по-немецки!