– Безумная!… На что ты отважилась?… Не понимая тех сил, которые привела в действие, ты рисковала сгореть живой или быть убитой электрическим ударом, – раздался звучный голос.

Две сильные руки подхватили ее и вынесли из металлического круга.

Ольга оцепенела от изумления и со страхом смотрела на своего странного гостя.

Только в эту минуту у нее явилось сознание того, что она неосторожно коснулась каких-то неведомых и страшных тайн.

Вся дрожа, опустилась она на колени и с мольбой протянула к незнакомцу руки.

– Прости мне, божественный маг, мою смелость… Решившись тревожить и призывать тебя, я – нечистая, ничтожная – не постигала всей дерзости моего поступка. Надоумил меня и наставлял Нарайяна… А теперь, увидев тебя, могущественного и таинственного, мне стыдно признаться, что именно внушило мне эту мысль.

Она разразилась судорожными рыданиями и закрыла руками лицо; все тело ее дрожало, как в лихорадке, и хорошенькая головка склонялась все ниже.

Она не видела улыбки, озарившей строго прекрасное лицо Эбрамара, и бесконечной отразившейся на нем доброты. Он положил руку на ее голову и поднял Ольгу.

– Встань, моя милая, и успокойся. Нет человека, который был бы слишком низок, чтобы не осмелиться призвать меня, если только призыв его в достаточной мере искренен и могуч, чтобы достичь моего слуха. Степень очищения и знания, приобретенные мною, налагает на меня долг служить каждому нуждающемуся в моей помощи и имеющему возможность войти в сношение со мной. А ты – молода, чиста душою и телом; так почему же твой призыв может оскорбить меня? Порицаю я Нарайяну, который необдуманно натолкнул тебя на столь опасный магический опыт, не приняв в соображение законы, могущие быть пагубными для тебя.

Во время разговора он подвел девушку к мраморной скамье в конце террасы, сел и указал ей место около себя.

– Сядь, малютка, побеседуем.

Ольга схватила тонкую руку мага и прижала к своим губам. Густая краска покрывала ее лицо, крупные слезы повисли, блестя на длинных пушистых ресницах, а на подвижном лице так ясно отражалась борьба стыда сознания и жгучего желания его помощи, что Эбрамар снова улыбнулся:

– Я знаю твои помыслы и намерения, моя милая; иначе был ли бы я магом! Ты любишь Супрамати, моего ученика и друга, и жаждешь взаимности…

Ольга прижала обе руки к своей груди.

– Да, учитель, я люблю его больше жизни. С тех пор, как я увидала Супрамати, образ его пленил меня и поработил мою душу; я не знаю иного желания, как быть подле него, слушать его голос, видеть его взгляд на себе. От него исходит странное излучение, тепло, что-то для меня необъяснимое, но что положительно приковывает меня к нему.

– Верю, а то, что тебя влечет именно к такому чистому и возвышенному существу, как он, доказывает лишь, что ты стремишься к свету и отвращаешься от тьмы. Если в тебе хватило настойчивости провести три недели в безмолвии, уединении, посте и молитве, воздерживаясь от всяких развлечений, то это свидетельствует, что ты способна принести себя в жертву для идеи и что чувство твое – глубоко и истинно. При таких условиях понятно, что ты ищешь единения с Супрамати.

– Да, я жажду этого, но он совершенно ко мне равнодушен и, кажется, презирает мою любовь. Он уехал, не бросив мне ни слова на прощанье. Кто знает, вернется ли он когда-нибудь сюда?… Впрочем, любовь ослепила меня, и в настоящую минуту я с грустью сознаю, насколько она была тщеславна, стремясь к нему, как к обыкновенному человеку. Какой интерес может возбудить невежественная девочка у мага, подобного ему…

Слезы помешали ей продолжать. Эбрамар вдумчиво и долго смотрел на нее.

– Глубокая, чистая привязанность – дар драгоценный для мага, как и для обыкновенного человека; так почему же Супрамати мог бы пренебрегать им? Очень может быть, что иное чувство руководит им; ему ведомо то, что неизвестно тебе: ведь союз мага с простой смертной оплачивается ее смертью. Пламя высшей любви сжигает нежный цветок человеческий.

Яркая краска залила очаровательное личико Ольги, а глазки заблестели восторженно и страстно.

– О, если бы только это, учитель! Заплатить только смертью за счастие принадлежать ему, ведь это было бы верхом блаженства. Чего большего могла бы я желать, как умереть молодой, красивой, любимой, прежде чем годы состарят меня; потому что я-то смертная, а он бессмертен! Какую пытку испытывала бы я – старая, дряхлая – рядом с ним, всегда молодым, прекрасным, неуязвимым для всеразрушающего времени. Какая милость небесная избежать этих мучений и умереть подле него, насладившись неслыханным счастьем. Но не шутишь ли ты, уважаемый учитель? Неужели такое блаженство покупается всего лишь ценою смерти. О! Десять раз готова я умереть, лишь бы прожить хотя один только год в раю…

Эбрамар покачал головой.

– Не увлекаешься ли ты, восторженная головушка, и не пожалеешь ли, сходя в могилу, когда придется прощаться с жизнью, полной очарования, и покидать любимого человека, а может быть, и ребенка?…

На мгновение оживленное личико Ольги подернулось словно облаком грусти. Она побледнела и вздрогнула, но затем энергично стряхнула мимолетную охватившую ее слабость, и восторженная, но полная смирения вера вспыхнула в ее прекрасных лучистых глазах.

– Подле Супрамати веет мир и свет, а сила, исходящая из него, утишит всякую бурю душевную. Ты говорил, между прочим, о законе, по которому низшая материя сжигается очищенным огнем, исходящим из мага! Посмею ли я роптать против непреложного закона? Нет. Если бы на мою долю могло выпасть незаслуженное счастье быть любимой Супрамати, я приняла бы смерть, не моргнув глазом и не жалуясь; ведь она также была бы даром, от него исходящим.

Глубокий взор Эбрамара засветился приветливо; он положил руку на голову Ольги и затем встал.

– Вижу, что ты способна твердо вынести испытание, очиститься в ауре мага и покорно принять смерть. Добавлю, что телесная смерть снимет с твоего существа тени плоти и вознесет тебя в высшие сферы. Я не имею власти над сердцем Супрамати и ничего определенного не обещаю тебе, но поговорю с ним и, если буду в состоянии способствовать твоему счастию, сделаю это.

Ольга схватила его руку и прижала к своим горячим устам.

Минуту спустя серебристая дымка заволокла высокую фигуру мага; затем облачный столб вихрем поднялся в пространство и скрылся во тьме.

Ольга встала, шатаясь, и убрала предметы, служившие для вызывания. Но, очутившись в своей комнате, она упала на постель без сознания.

В эту самую ночь Нарайяна с друзьями вернулись в Шотландию.

Следующий день прошел весело, в разговорах и проектах относительно посещения люциферианской столицы. Нарайяна особенно был неистощим в изобретении разных подвохов сатанистам, в которых видел точно личных врагов. Решено было пригласить вечером Эбрамара отужинать с ними и узнать, одобрит ли он их намерения, а тогда побеседовать и об исполнении их замыслов. Приглашение было возложено на Супрамати.