Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В случае поражения Австрии Наполеон вынужден будет расширить своё влияние, ещё больше провоцируя потенциальных врагов, и в частности — Российскую империю. Начинается огромная война… далее смотри предыдущий вариант — на залитых кровью руинах империи Талейран получает новые почести и деньги. Кстати, этот последний алгоритм событий и произошел в реальности.
Что лучше: один короткий поход в Испанию или громадная многолетняя бойня в центре Европы вместе с долгой и кровопролитной войной в Испании заодно?
Какая из этих линий политика мира, а какая — войны? Ряд историков, любящих щегольнуть своей интеллектуальной проницательностью, превозносят измену Талейрана как поступок разумного человека, стремящегося любыми, пусть даже не очень красивыми способами обуздать кровавого деспота. Нам кажется, что Талейран в Эрфурте не только не проявил себя как человек мира и умеренности, наоборот, он оказался самым кровожадным из всех, потому что, совершая свою гнусную измену, он единственный понимал последствия, к которым она приведет.
Наполеон остался наивен и слеп. Он видел, что Александр стал неподатлив, что всё идёт не так, как хотелось бы. Отсюда его раздражение и известная сцена, когда, придя в бешенство от холодного упрямства царя, Наполеон схватил свою шляпу, бросил её на пол и растоптал ногами. Александр остался спокоен и бесстрастно произнёс: «Вы вспыльчивы, а я упрям. От меня гневом вы ничего не добьётесь. Будем продолжать спокойно дискутировать, или я ухожу». Потому-то Наполеон и выходил из себя, ибо видел, что все разумные доводы не действуют на его собеседника. Что тот явно говорит не языком союза, а языком конфронтации.
Здесь же, в Эрфурте, Александр принял и ещё одно важное политическое решение, и опять-таки не без добрых советов Талейрана. Наполеон намекнул молодому царю, что собирается развестись с бесплодной Жозефиной и искать нового брака, который позволил бы ему заложить основы династии. Ясно, что речь шла о возможной династической партии с одной из сестёр царя. Александр отделался неопределёнными фразами. Тогда, желая получить поддержку опытного дипломата, Наполеон поручил Талейрану переговорить на этот счёт с царём.
И тот переговорил… Тем же вечером князь Беневентский дал ценные советы Александру.
«Честно говоря, — пишет сам князь, — я был в ужасе от мысли этого ещё большего укрепления союза между Францией и Россией (!). По моему мнению, надо было сделать так, чтобы идея союза была принята настолько, чтобы удовлетворить Наполеона, но поставить на пути её такие оговорки, чтобы сделать её неисполнимой».
Впрочем, Александру уже не надо было ничего объяснять, он и так знал, как надо отвечать Наполеону.
«С первых слов, — продолжает Талейран, — он меня понял именно так, как я хотел того. „Если бы дело шло только обо мне, — сказал он (Александр), — я охотно дал бы согласие, но моя мать сохранила власть над дочерьми, власть, которую я не могу оспаривать“».
Вся эта деятельность, впрочем, проходила закулисно. Внешне оба императора сохранили прекрасные отношения. Казалось бы, в полном согласии они посещали спектакли, праздники и балы.
Особенно запомнился всем, кто был свидетелем этого исторического момента, пышный бал, который был дан в честь обоих императоров во время посещения ими Веймара. На празднике в герцогском дворце собрались все короли, принцы, князья, герцоги и графы, которые были свидетелями Эрфуртской встречи. Сверкали тысячи свечей, переливались бриллианты на колье, пышных платьях и диадемах сотен знатных дам. Бал начался с того, что император Александр танцевал первый контрданс с королевой вестфальской (молодой супругой Жерома Бонапарта).
Несмотря на пышность торжества, Наполеон не преминул поразить всех тем, что прямо на балу пожелал встретиться с известным писателем Виландом, за которым была послана карета. Наполеон обратился к пожилому автору, словно к своему старому другу, и долго беседовал с ним на исторические и литературные темы. Все заметили, что император разговаривал с писателем без тени надменности или, напротив, напускной фамильярности, с которой сильные мира сего часто разговаривают с «обычными» людьми, подчёркивая свою псевдодемократичность. Ничего подобного в тоне Наполеона не было, он говорил с Виландом как с равным, искренне интересуясь его мыслями на различные темы.
Впрочем, Наполеон виделся не только с Виландом; ещё будучи в Эрфурте, он встретился с Гёте и использовал свою Веймарскую поездку для того, чтобы снова засвидетельствовать почтение этому великому писателю.
Наконец в Веймаре императоры единственный раз приняли участие в охоте, а на следующий день отправились посмотреть поле боя под Йеной, где Наполеон выступал в качестве «экскурсовода» царя.
Оба императора каждый вечер присутствовали на спектаклях «Комеди Франсэз». 4 октября, когда знаменитая труппа давала пьесу Расина «Эдип», знаменитый Тальма громко продекламировал фразу: «Дружба великого человека — это дар богов!»
Услышав эти слова, Александр встал и демонстративно пожал руку Наполеону, изображая самый искренний восторг… Поистине, у Талейрана был замечательный ученик!
Наконец, в Эрфурте произошёл довольно курьёзный эпизод. Как и в Тильзите, там состоялся обмен любезностями — Наполеон и Александр, каждый в свою очередь, наградили помощников своего союзника высшими наградами. Эти награждения были достаточно своеобразными. Царь возложил знаки ордена Андрея Первозванного на маршала Ланна, героя Фридландской битвы, а Наполеон наградил Большим Орлом Почётного легиона «выдающегося дипломата» Петра Александровича Толстого, без сомнения, за его крупный вклад в развитие русско-французской дружбы…
Интересно, что после этого царь решил также отметить замечательную деятельность своего посла и сам лично собрался надеть на него голубую ленту высшего ордена Российской империи. Толстой имел глупость не только отшатнуться от царя, решившего вознаградить его, но и воскликнуть: «Нет, Ваше Величество, я не могу допустить, чтобы Ваш священный орден лёг рядом с лентой, полученной от узурпатора!» Это было слишком даже для Александра. Он не стал настаивать и упрашивать незадачливого посла принять награду… Пётр Александрович никогда уже не получит Андреевскую звезду, да и своего места посла он также лишится. Царю нужен был человек, который умело скрывает его намерения, а не грубо и прямо, как Толстой, ведёт к конфронтации.
Послом России во Франции был назначен князь Александр Борисович Куракин. Да, тот известный Куракин, который в усыпанном бриллиантами костюме фигурирует на знаменитом портрете работы Боровиковского. Куракин был одним из богатейших людей Российской империи, отличался образованностью и необычайным тщеславием. Он любил награды; говорили, что даже утренний чай он пил в халате, украшенном бриллиантовыми звёздами. Прямая противоположность своему предшественнику, суровому солдату, Куракин станет также известным ценителем французских балерин… Пустой и тщеславный человек, он, тем не менее, не был враждебен ни Наполеону, ни Франции и явится для Александра идеальным послом. В отличие от Толстого он не будет вызывающе вести себя по отношению к Наполеону и скандалить с наполеоновскими маршалами, оставаясь светски доброжелательным. Но с другой стороны — можно было не бояться, что он предпримет какие-то инициативы, которые способствовали бы действительному укреплению союза.