Оказывается, накануне вечером ему позвонили, и некто заявил, что, если Миронов не выполнит указаний, некто заявит в прессу о прошлом Виталия Антоновича. А репутацией своей бизнесмен Миронов дорожил, предпочитая забыть уголовное прошлое. Он позвонил ребятам, которые все еще держали его за авторитета, и приказал им разобраться с Васевским, подкараулив его на углу Комсомольской и Ларионовской. Звонивший дал четкие указания, обнаружившие прекрасное знание директорских дел, в том числе касающихся и передвижения по городу.

— Да, кстати, я вчера не выходил из квартиры. — И Миронов продиктовал Ларикову номера телефонов людей, звонивших ему домой, а также адреса тех, кто посетил вчера его лично. Андрей Петрович, разумеется, записал все это, но не слишком-то поверил: за несколько часов вполне можно состряпать непоколебимое алиби.

Впрочем, опрос соседей показал, что Миронов не лгал: никто не видел Виталия Антоновича выходящим из дома, хотя старушки весь день напролет просидели на лавочках. И Андрей снова остался ни с чем. Он-то наивно надеялся захватить наконец саботажника, который вот уже столько времени портил жизнь директору парикмахерского салона.

Конечно, Лариков мог бы арестовать Миронова, но зачем? Мало того что вина его косвенная, так и доказать ее вряд ли удастся — несовершеннолетние свидетелями быть не могут. Да и пока отыщешь этих несовершеннолетних в Тарасове, с ума сойдешь.

Лариков проверил всех сотрудников салона на тему причастности к саботажу. Но у каждого из них существовало непреложное алиби. Задача не имела решения. Пока что, как надеялся Андрей Петрович.

Я подошла к многоэтажке, в которой обитал Максим, и сразу обратила внимание на сборище у подъезда. Бабушки, нахохлившись, сидели на лавочке и о чем-то оживленно болтали. Я приблизилась к ним и вежливо поздоровалась. Равнодушные кивки и откровенно оценивающие взгляды стали мне ответом, и я поняла, что этому обществу я отчаянно не понравилась. Мои заляпанные грязью джинсы сразу же стали символом «наглой» молодежи, рыжие волосы — показателем определенного социального положения.

— Простите, пожалуйста, вы из этого дома? — кивнула я на одноподъездную многоэтажку-свечку. Одна из бабок, с острым ведьминским носом, в цветастом платке и мужнином ватнике поверх ситцевого халатика, соизволила снова взглянуть в мою сторону и даже ответила снисходительно:

— Из этого, а почему вы спрашиваете?

Я с интересом взглянула на нее. Что-то смущало в этой бабке, и только через несколько минут я поняла, что именно — слова. У пожилой женщины за плечами явно было как минимум законченное среднее образование, а может, и высшее. Говорила она правильно, в отличие от приехавших из деревни старушек, не коверкая слов. Удивительно! По-моему, такие экземпляры редко сидят на лавочке с соседками, у них всегда есть более важные дела. Но чего в жизни не бывает!..

— Я из милиции, — ответила я на вопрос старушки. Та понимающе кивнула и поинтересовалась:

— А что вам нужно?

Остальные бабки при слове «милиция» тоже обратили на меня внимание. Они сразу перестали перемывать косточки соседям, и в большей степени соседкам. В мое лицо впились четыре пары усталых, обрамленных морщинами, тусклых глаз. Тогда я адресовала вопрос всему обществу:

— Скажите, пожалуйста, кто-нибудь из вас знает молодого человека из пятнадцатой квартиры, Максима?

— Да, — нестройно ответили старушки и на перебой окатили меня бездной слухов и домыслов. Большая часть сплетен наверняка заставила бы охранника взбелениться. По словам старушек, он был едва ли не бандитом, жутким типом, который постоянно шумит в квартире, ставит музыку и телевизор на полную катушку, а по ночам… по ночам там кто-то кричит. Может, садист какой?..

— Я живу за стенкой, — заявила бабка в очках, ткнув в небо ревматически покореженным указательным пальцем, словно старалась придать больший вес своим словам. — Так покоя от него нет! Только днем и тихо. Как вечер — начинается! — с тоскливым возмущением добавила она. — И ведь не сделаешь ничего! Пытались участковому пожаловаться, обещал разобраться — вот и разбирается, — заключила она. — Конечно, у кого денежки водятся, тем все можно. Что за жизнь пошла! — и тут же старушка сообразила: — А чего им милиция-то интересуется? Неужель натворил чтой-то?

— Может быть, — глубокомысленно изрекла я, участливо глядя на старушку. — А вчера он тоже шумел?

— Шумел-шумел! И девица какая-то размалеванная к нему вечером пришла, я видела, — убедительно заявила старушка, потирая кончиком пальца переносицу. — Токмо часов в десять, как новости-то кончились, тихо стало. Вроде копошились чего-то, но точно не знаю — спать легла.

— А вы случайно не видели, выходил ли Максим вчера из дома? — полюбопытствовала я.

— Нет, — с сожалением ответила моя собеседница. — Не видала.

А жаль! Ну ничего, Максим, разберемся мы с тобой, можешь не волноваться.

Я отошла от бабусек и выудила из пачки сигарету. Кончики пальцев ощутили что-то холодное, и на свет вместо зажигалки появилась связка ключей на изящном колечке. Ага, у меня же есть еще одно дело — избавиться от ключей Ильи, которые случайно захватила Валерия. Отчего-то не хочется носить их в сумке: ключи от квартиры покойника — не самая приятная вещица.

Я закурила и задумалась, машинально ступая по грязному асфальту. Куда их деть? Не выбрасывать же, в самом деле? Пожалуй, лучше оставить неподалеку от квартиры стилиста, чтобы милиция, если спохватится, смогла найти.

И я, решительно штурмуя подножку троллейбуса, направилась к квартире Ильи. Главное — не нарваться на его соседку, на ту, которая услужливо бегала мне за средством от астмы.

Добравшись до дома, я поднялась на четвертый этаж и с сомнением посмотрела на коврик у двери. Оставить под ковриком? А вдруг кто-то случайно найдет, квартиру обчистит? Нет, так поступать не следует… Что же делать? В душе моей проснулась досада на Валерию. Мало того, едва приехав в город, нарвалась на неприятности, так еще и ключи от квартиры убитого парня прихватизировала. Нет бы оставить их на месте. Я перевела взгляд на саму дверь, опечатанную и нерушимую, как крепость. В прошлый раз мне пришлось осматривать квартиру в сжатые сроки — боялась, что соседка, чьим балконом я воспользовалась, вернется и застанет меня за уголовно наказуемым делом. А что мне мешает сейчас неторопливо осмотреть квартиру Ильи? Могла ведь и упустить что-то очень важное.

Поколебавшись, я осмотрела лестничную клетку — никого. В подъезде мертвая тишина. Тогда я осторожненько сняла печать и открыла дверь. Та послушно растворилась с еле слышным скрипом, и я стремительно проникла в квартиру.

Все здесь осталось по-прежнему. Тот же беспорядок, те же меловые следы на полу. Я прикрыла дверь, и она захлопнулась с приглушенным металлическим звуком. О, да здесь прекрасные замки! Значит, оставлю ключи где-нибудь здесь, в таком месте, где следственная бригада могла бы их и не обнаружить, и все будет в полном порядке.