Слушая радио, я не отрывала взгляда от витрин на случай, если он проедет мимо. Теперь Цветочную улицу открыли для транспорта, и торговля резко пошла в гору. Много народу приходит в этот район просто для того, чтобы увидеть перемены. Магазинчики по обе стороны улицы зазывают покупателей плакатами «Добро пожаловать!».

Строительство прямо напротив меня, похоже, вот-вот закончится, хотя в окрестностях расхаживает большое количество мужчин в строительных шлемах. Я не знала официальной даты окончания строительства, но понимала, что ждать осталось недолго.

Как я и надеялась, на горизонте показался темно-коричневый грузовик Брэда. Я изо всех сил сдерживалась, чтобы не встать манекеном в витрине. Еще труднее было противиться желанию запрыгать от радости и размахивать руками. Я не сделала ни того ни другого, но определенно соблазн был велик. Просто я пребывала в таком глупом, непостоянном расположении духа.

Я увидела своего мужчину в коричневом, который выпрыгнул из грузовика с парой свертков для цветочного магазина по соседству. Я не знала, увидел ли он меня или нет, пока он не вышел с одной красной розой на длинном стебле. Я замахала рукой вопреки своему решению не делать этого, а он подмигнул мне.

Открыв парадную дверь, я впустила его в магазин.

— Для меня? — спросила я.

— За определенную плату — да, — поддразнил Брэд.

— Назови свою цену!

— Поцелуй, — сказал он, по-мальчишески улыбаясь. — А может, два.

Знаю, это звучит смешно, но я покраснела. Он взял меня за руку и повел за высокий стеллаж с шерстяной пряжей. По крайней мере, здесь мы могли немного побыть наедине.

— Как прошел визит к врачу?

— Я его даже не видела. Это были рутинные анализы крови.

— Ты нервничаешь?

Я замотала головой. Возможно, мне следовало бы, но рак не беспокоил меня вот уже несколько лет, а после определенного времени становишься немного увереннее, тут уж ничего не поделаешь. Более того, я чувствовала себя слишком хорошо, чтобы заболеть снова, и у меня нет ни одного из симптомов, которые бывали в прошлом, кроме случающихся иногда мигреней. Кроме того, впервые за несколько лет я действительно с надеждой смотрела в будущее.

— Я свободен в субботу вечером. — Брэд смотрел на меня сверху вниз, и его взгляд был таким пристальным и возбуждающим, что у меня перехватило дыхание.

— Это здорово.

— Как насчет того, чтобы пойти со мной поужинать и в кино?

Я улыбнулась и кивнула.

— В любое место, если это не «Макдоналдс».

Я снова улыбнулась. Коди большой фанат их чизбургеров, и Брэд основательно устал от фастфуда.

— Будь по-твоему. В любое место, кроме «Макдоналдса».

С такой непринужденностью, что я едва понимала, что он делает, Брэд заключил меня в объятия и поцеловал. Земля не перевернулась, небо не упало, но, могу поклясться, я почувствовала этот поцелуй от макушки до кончиков пальцев ног. Если мужчина может заставить меня предаваться таким ощущениям одним только поцелуем, могу представить, как это будет, если… когда… мы займемся… любовью. Я закрыла глаза, желая сохранить в себе это удивительное ощущение как можно дольше.

— Ты так хорошо пахнешь, — прошептал он, проводя носом по моей шее.

— Это духи.

Я запрокинула голову, а он покрывал частыми поцелуями мою шею. Я чуть было не замурлыкала, как Уискерс, мой кот, когда он лежит на подоконнике, греясь на полуденном солнышке.

— Мне все равно, что это, только пообещай пахнуть так же вечером в субботу, ладно?

— Ладно, — прошептала я, и он поцеловал меня снова. Мы не хотели останавливаться, но он был все еще на работе, и мы понимали, что все когда-нибудь кончается.

Брэд отпустил меня, и я почувствовал его нежелание так же остро, как и свое. Девушка может быстро привыкнуть к таким поцелуям, как у Брэда.

— Я заеду за тобой в субботу вечером в семь, хорошо?

— Замечательно, — ответила я ему.

В этот момент слово «замечательно» как нельзя лучше описывало мою жизнь.

Критические первые три недели, последовавшие за искусственным оплодотворением, миновали, и пока все шло гладко. Кэрол теперь была беременна полных пять недель и ощущала все стороны этой беременности так, как ощущают немногие женщины.

После двадцатиминутного разговора с матерью, живущей в штате Орегон, она повесила трубку и сосредоточилась на здоровом обеде из прессованного творога и свежих фруктов. Кэрол никогда не любила прессованный творог, и это был ее способ объявить миру, что она готова страдать ради своего будущего ребенка. Она готова пожертвовать всем, хотела знать, что сделала все возможное, чтобы обеспечить удачное начало жизненного пути своему ребенку.

Улыбаясь, Кэрол выложила прессованный творог на тарелку, а потом добавила нарезанный ананас. Она слышала от одной из женщин в своей онлайновой группе поддержки, что какое-то вещество в ананасе, как считается, способствует прикреплению эмбриона к матке.

Телефон зазвонил, когда Кэрол уже поднесла вилку ко рту. Она опустила вилку и взяла трубку.

Это был Дуг. Обычно ему было некогда звонить с работы домой, но теперь он завел порядок звонить ей по крайней мере раз в день, со времени последнего искусственного оплодотворения.

— Я только что разговаривала с мамой, — сообщила Кэрол ему.

— Что у нее нового?

— Они с отцом хотят купить нам детскую кроватку.

— Ты сказала ей, что она у нас уже есть?

— Духу не хватило.

Через три недели после процедуры Кэрол получила листовку от «Бон-Мейси»[14]с рекламой мебели для младенцев. В тот же вечер она потащила Дуга в магазин, и, испытывая головокружение от волнения, они скупили все, что только им могло понадобиться для детской.

— Значит, у нас будет две детские кроватки?

— У меня могут быть близнецы.

Дуг засмеялся, и это был тот же непринужденный смех, в который она влюбилась столько лет назад. Теперь он редко так смеялся, и она знала, что, вне всякого сомнения, ее беременность объясняет его такую радость.

— Кроме того, я подумала, что, если нам вторая кроватка не понадобится, мы сможем отдать ее Рику.

Очень не хотелось класть конец игривому настроению мужа, но ее брат подарит ее родителям внука за несколько недель до того, как Кэрол придет пора рожать.

— Он не подавал вестей в последнее время? — спросил Дуг.

— Ни весточки.

— Уверен, он ничего не сказал твоим родителям.