— Основные сложности и Белой, и Черной магии заключаются в ограничениях, присущих им внутренне. Белые маги в подавляющем большинстве хоть чуточку, но Серые. Постоянное соприкосновение с хаосом вносит разлад во внутренний порядок организма. По существу, то же самое происходит при обычном старении, только гораздо медленнее. Белые маги умирают молодыми, и чем могущественнее волшебник, тем раньше встречает он свою смерть. Если только не производит обмена телами, как Антонин.

— Но откуда он берет тела для обмена? — вопрос звучал глуповато, а задавать глупые вопросы мне не нравилось, но грех было не воспользоваться тем, что Джастин, похоже, не собирался отмалчиваться на манер старого Кервина.

— Он заключил соглашение с... некоторыми местными правителями. Антонин оказывает им определенные услуги, а взамен получает тела приговоренных к смерти. Он сменил уже около полусотни, но едва ли переживет больше еще одного обмена.

Джастин приумолк и бросил на дорогу нетерпеливый взгляд, словно прикидывая расстояние до места привала. Его покачивало, а лицо было бледным, как полотно.

— Понимаешь, Леррис, после каждого обмена требуется все больше и больше времени на восстановление, потому что душа тоже стареет. Хаос разрушает не только тело, но и саму душу.

В это время впереди показалась остроконечная крыша хижины для отдыха путников. Она выглядела вполне ухоженной, но казалась пустой. Последнее ничуть меня не удивило, ибо по словам Джастина выходило, что до Вивета всего несколько часов пути. Разумные путники, естественно, предпочитали тепло настоящего трактира четырем стенам этого ненадежного прибежища.

— Остановимся здесь, — промолвил Джастин, и я понял, что он едва держится в седле и даже эти слова дались ему нелегко.

Приют представлял собой четыре каменных стены, два закрытых ставнями окна, дверь, соломенную крышу и маленький очаг. Радовало хотя бы то, что пол был чисто выметен.

Кое-как сползши с Гэрлока, я помог спешиться Джастину. Серый маг весь посерел и не говорил ни слова. Не без труда мне удалось усадить его на каменную скамью рядом с хижиной.

Порывистый ветер то и дело закручивал вокруг моих сапог обрывки соломы, поднимал пыль и бросал в лицо Джастина редкие хлопья снега.

В заплечном мешке своего спутника я нашел короткий топорик, плохо заточенный, но все же годный к употреблению. С его помощью мне удалось нарубить сучьев для огня. Где-то поблизости вроде бы журчал ручеек, но, по-моему, Джастин более всего нуждался в тепле.

Кремня и топорища оказалось достаточно, чтобы высечь искру.

На глазах Джастина я извлек из его седельной сумы маленький чайник.

— Пойду наберу водицы.

Серый маг никак не реагировал, как будто спал с открытыми глазами. Что-то заставило меня в последний момент задержаться и забрать с собой посох. Гэрлок при этом встряхнул гривой и фыркнул. Источник находился совсем неподалеку.

Во время спуска по протоптанной тропке мне показалось, будто кто-то за мной следит, но, в конце концов, я находился под наблюдением весь день.

Все остальное произошло мгновенно, само собой. Посох в моей руке нанес удар быстрее, чем я уловил молниеносное движение. Послышался глухой стук, и к моим ногам упало чье-то тело в ржавых доспехах.

Я прощупал чувствами окружающие деревья и подлесок, но не ощутил ничего, кроме пустоты.

Неожиданно послышался тихий свист, и вокруг упавшей фигуры заклубился туман. В считанные мгновения мохнатое человекоподобное существо истаяло, как дым, оставив на земле лишь ржавые металлические пластины. А потом и они начали распадаться, раскрошились в пыль и исчезли.

Для человека, еще недавно сомневавшегося в реальности магии, я с избытком насмотрелся всяких диковин. Оставалось признать одно из двух: или я спятил, или магия существует.

Набрав полный чайник воды и вернувшись к хижине, я застал Джастина чуточку оправившимся. Он по-прежнему сидел на холоде, а не возле маленького, но жаркого очага.

Повесив чайник на крюк над огнем, я взялся за поводья Гэрлока и замешкался, думая, расседлать ли его или просто привязать рядом с хижиной. А придя к решению, снял седло и затащил сумы с провизией под крышу. Роузфут тихонько заржала, словно требуя такого же обхождения. Пришлось ублажить и ее. К тому времени, когда мне удалось разобраться с лошадками, Джастин уже перебрался в хижину и уселся на единственную имевшуюся там лавку.

— Хочешь чаю?

— Принеси мне красноватый кошель.

— Этот?

Он кивнул, и я вручил ему кошель, больше походивший на маленькую суму.

— Возьми. Две щепотки на чайник.

Приподняв краешком попоны крышку чайника, я насыпал туда черного крошева, мало походившего на чай. Помещение наполнилось терпким запахом.

Я пошарил вокруг, нашел две оловянные кружки и разлил напиток, походя выглянув наружу. Пони паслись на травянистой лужайке. Темнело.

— Беспокоюсь за лошадок, — промолвил я.

— Не стоит. Теперь их никто не тронет.

— Теперь?

— Да. Ты так славно угостил осторожника своим посохом, что это отпугнет всех Белых тварей в округе, кроме самых сильных, — отозвался Джастин, сделав большой глоток.

— Осторожник? Белые твари? — Вид у меня, надо думать, был совершенно дурацкий.

— Знаешь, парнишка, — промолвил Серый маг, — мне не мешало бы чуток подкрепиться. Да и тебе — тоже.

— И что ты предлагаешь?

— Набери воды и высыпь в котелок содержимое одного из вон тех зеленых пакетов. Получится славная похлебка.

Пришлось снова прогуляться к источнику, вскипятить воду, а потом еще ждать, когда клейкое варево остынет. Однако, к удивлению, на вкус оно и вправду оказалось совсем недурным.

Правда, потом мне пришлось помыть котелок и заново переложить пакеты. Джастин, пригревшись у огонька, посматривал на меня с лукавым видом.

Закончив возиться со вьюками, я вспомнил один из своих вопросов, так и оставшихся без ответа.

— Ты до сих пор не растолковал, почему Антонин не может разжиться еще парочкой тел?

— Тут и растолковывать нечего. Хаос разъедает душу, как ржа, а чем сильнее поражена душа, тем скорее разрушает она тело, в котором пребывает. Каждый акт перемещения связан с величайшим напряжением — и для переселяющейся души, и для вмещающего ее тела. После этого требуется время на восстановление. Но рано или поздно наступает момент, когда душа не успевает восстановиться.

— А в чьем теле обитаешь ты?

— В своем собственном. Так оно проще, хотя — ты сам свидетель — это накладывает ряд ограничений.

— Тебя могли убить?

— Только в том случае, если бы тебя захватили в плен. Вот одна из причин, по которой я вынужден был ограждать тебя от призраков. Ты приманил к себе целую ораву, а у тебя еще мало сил, чтобы противостоять... серьезным искушениям.