– Отпусти! Я не могу, – она точно не слышала его.

Времени слишком мало, Бор понимал это. Единственное, что он мог сделать, это…

– А-а-а-а! – девушка взвыла от боли.

– Слушай меня внимательно, Микуна, – он не просто кричал, он орал, как его отец перед битвой, устрашая врагов. – Выпусти ты штурвал, идиотка, отстегни ремни и обними меня! Немедленно!

– Ты… ты… ты…

– Выполняй команду своего командора! Живо!

Он слышит плач, понимает, что скорей всего сломал ей кости, но это неважно. Он должен довести и ее и крылатик домой. Любой ценой.

Наконец он чувствует, как ее здоровая рука обвивает его плечи.

– Держи крепче! – приказывает он. – Так, чтобы я не вырвался. Посильнее прижми.

Она больше не говорит. Подчиняется. Слепо и безоговорочно, как и следует выполнять приказы своего командира.

Бор едва может дышать. Она вцепилась в него кошкой. Ему даже больно, но это значит, что ненависть Микуны не позволит ей так просто отпустить из своих объятий того, кто причинил ей такую боль, а это ему и нужно.

Теперь, понемногу, командор отпустил ее плечо. Его глаза все еще закрыты, а невидимый взгляд устремлен туда, где виднелся конец нити. Он совсем рядом. Стремится к нему. Немного, совсем немного. Только крылатик еще сильнее трясет после того, как Микуна кинула штурвал на произвол судьбы, и Бор никак не может попасть в свою цель. Он напрягается все больше и больше. Его пальцы тянутся, но не достигают цели. Бромур Туркун злится. Спасение так близко. Еще немного – и он в конце концов ухватился за кончик тонкой удивительной нити. Командор поддевает ее пальцами, стараясь хоть немного продвинуться вперед. Получается плохо. Неужели они все-таки обречены? К тому же сам он внезапно понимает, что червоточины не трогают нить, а это значит…

– Мы движемся, – тихо шепчет он самому себе. – Мы движемся. Мы движемся!

Что бы это ни было, оно тянуло их из туманного плена, из блуждающих ловушек антиматерий, из этого проклятого слепца. Сначала понемногу, потом все быстрее и быстрее. Они вырвались. Неужели они вырвались? Бор нервно дрожал. Он едва не угодил в руки смерти.

Когда они выскочили из клубов слепца, Бор отпустил спасшую их путеводную нить. Разжал кулак, в котором была пыль, высыпал ее в пространство и наконец-то открыл глаза.

На его груди лежала Микуна. Перепуганная, дрожащая и заплаканная. Она инстинктивно понимала, что с ними могло произойти.

– Все хорошо, – он провел по ее волосам рукой. – Все хорошо. – Бор приобнял девушку. – Все уже закончилось.

Командор мысленно поблагодарил невидимого спасителя, тяжело вздохнул и принялся вновь успокаивать второго пилота. Он не знал, что видела девушка, пока он блуждал на верхних слоях оборотной реальности, но понимал: то, что ей удалось увидеть, навсегда останется в ее памяти. Бронзоволосая не робкого десятка, но сейчас ее стержень слегка накренился. Она увидела, что смерть проходит порой так близко.

14:30

– Мне, пожалуйста, супчика и лапши. Нет, не ту. Вот эту, прожаренную и с зеленью. Ах, да еще и котлетку. Ага, вот-вот эту, – Ласточка пальцем указал на понравившуюся ему снедь.

Скалоподобная Сокши мрачно проследила за взглядом алеги. Своим огромным черпаком она подхватила перекрученный кусок непонятного варева, отдаленно напоминающего мясо, и бесчувственно бухнула его на тарелку с тонкой, нитеподобной лапшой. Вязкий жир котлеты на глазах алеги начал медленно пропитывать блеклые мучные веревки, едва ли прибавляя блюду большую аппетитность.

– Все? – хрипло пророкотала троллиха.

– Чайку бы еще, – красноречиво вздохнул Ласточка, меланхолично поглядывая на свой будущий обед.

Троллиха неодобрительно хмыкнула, выражая тем самым свое молчаливое отношение к особо привередливому клиенту. Она медленно положила свой ужасный черпак, потянулась к нагромождению чашек, порылась в стопке так, что алеги подумал, что та непременно грохнется навзничь. Но нет. Ласточка даже не заметил, как троллиха извлекла оттуда типичного сородича блюдца. Сокши поднесла чашку к автомату, стукнула увесистым кулаком машину, после чего из ее недр полилась бурая водичка, отдаленно напоминающая чай. Ласточке всегда было интересно, как такая ужасающе умная техника, разработанная Железной Башкой Браем, после подобного отношения все еще служит кухонной утварью. Притом работает, можно сказать – даже исправно. Но главное – алеги совершенно не хотел знать, из чего сделано само это варево. Это как с колбасой в Мернике. Есть такой удивительный городок в Третьем мире. Колбасные изделия там невероятно вкусные, но состав их лучше даже не узнавать – себе дороже. Намного дороже.

– Все?

– Да, – отвлеченно говорит Ласточка. Спохватившись, он кивает, показывая троллихе, что его желудку достаточно и этого топлива. – Да. Конечно!

– Жри давай, – вместо пожелания вкусного обеда хрипуче рокочет та, грубо ставя поднос с его едой на стол для заказов.

– И тебе тоже приятного аппетита, Сокши, – отвечает ей Ласточка, подхватывая долгожданный обед.

– Иди жри уже, – беззлобно откликается троллиха и, обращаясь к другому голодному жителю Пути, говорит тем же загробным голосом: – Чего надо?

Ласточка проходит среди столов и по обыкновению садится за свой любимый. Спиной к публике, лицом к кухне. Одно из немногих развлечений в Гильдии Ветра – это наблюдение за тем, как повелительница разносов и черпака изо дня в день умудряется с особой любовью относиться к несчастным голодающим. Только ей одной подобное под силу. Правда, иной раз Сокши сдерживает свое клокотание, когда появляется Ванага, но кухарка в обеденное время по своему обыкновению предается сладкому сну, что не удивительно для ее образа жизни.

Путник, не торопясь, начал выкладывать свою посуду на столик. Ласточка ненавидел, когда все оставалось на подносе. Кое в чем он до сих пор оставался привередлив, хотя и понимал, что все это сплошные глупости.

Из внутреннего кармана он достает видавшую виды пачку. Тонкими загрубелыми пальцами он вынимает оттуда изрядно помятую сигарету. Глядя на нее, алеги внутренне сокрушается по поводу того, что предпоследняя порция никотина вот-вот подойдет к концу, а ему лень идти за еще одной. Тащиться в такую даль – нет уж увольте. Значит, придется стрелять. Экая досада.

Истинный чиркает зажигалкой и после небольших усилий со своей стороны наконец прикуривает. Только потом он, преисполненный духовного подъема, с чистой совестью расслабляется, чувствуя некую внутреннюю удовлетворенность. Наконец-то его оставили в покое, что не могло не радовать.

– Ласточка! – раздается до невозможности радостный голос за спиной алеги.

Если бы не внутреннее спокойствие, которое вечно держало Ласточку в кругу одних из немногих, кто мог похвастаться железными нервами, то он бы сейчас ругался хуже, чем его коллеги из летного крыла при виде озадаченной Соши. Но куда там. Путник всегда стойко принимал удары судьбы.