Он разговаривал немного отрывисто и картавил при этом, такого произношения Тиане никогда не приходилось слышать. Кроме того, юноша старался отчетливо проговаривать каждый звук — ш-а-х-т-а, г-д-е.

— Шахта около нашего завода, недалеко от Тикси. Что такое Тикси?

В своем сне Тиана удивилась, что юноша не понимает ее, но какая разница, ведь это только сон, и она прекрасно сознает это.

— Тикси — это город на юго-восточном побережье Лау-ралина, у подножия Великих Гор.

Лауралин? — Его удивление не могло быть более сильным, даже если бы она назвала местность на Солнце. Лауралин?

Юноша вскрикнул так горестно, что у Тианы зашевелились волосы на голове.

Ты разговариваешь со мной с планеты САНТЕНАР?

Вся кожа на Тиане покрылась мурашками.

— Конечно, я нахожусь на Сантенаре. Где еще я могу быть? Внезапно лицо юноши пропало из виду, но она продолжала слышать его голос.

Хвала богам, дядя! Мы получили ответ. С Сантенара!

Видение погасло, и Тиана больше не могла вернуть его, как ни старалась. Несколько минут спустя она проснулась окончательно. Она так резко вздернула голову, что довольно болезненно ударилась о стену. Следующие несколько часов она бодрствовала, непрерывно вертела бусины на сфере, сотни раз передвигала провода на шлеме, но так и не смогла снова вернуться в то видение. Юноша исчез.

Наконец Тиана заснула, но, когда проснулась, вновь вспомнила картины видения. Это не могло быть кристаллическим сном, она отчетливо помнила каждую деталь, снова и снова переживала каждое событие. Образы навечно запечатлелись в ее мозгу. Юноша был реальным человеком, а не лихорадочной галлюцинацией. Но тогда… Вспоминая о своих недавних эротических сновидениях, Тиана вспыхнула от смущения. А что, если ее сны точно так же доходят до него? Что он о ней подумает? Но почему-то она не слишком расстроилась от такого предположения.

Спорить с главным следователем не имело смысла, да Иризис и не особо тревожилась по поводу нового задания. Хотя она до сих пор не до конца поняла, чего именно хотел Ял-Ниш. Как можно работать с Юлией, если она не выносит ни света, ни звуков, ни прикосновений? Кто сможет разобраться в ее видениях?

Иризис отправилась в мастерскую Тианы и села за стол, опустив голову на руки. Кто-то обманул ее. Теперь очевидно, что Тиана не могла быть шпионкой. Иризис, вероятно, ослепла, поддавшись своим чувствам и амбициям. Она навредила своему собрату-ремесленнику и теперь будет до конца жизни расплачиваться за этот проступок. Все ее старания пошли насмарку, и ей никогда не восстановить утраченных позиций.

— Какие успехи, ремесленник?

Голос Ял-Ниша прервал горестные раздумья. Иризис подняла голову и уставилась на пухлую фигуру, заполнившую дверной проем.

— Это совершенно новая для меня задача, — осторожно ответила она. — Я должна хорошенько все обдумать, а затем выработать предложения по конструкции прибора.

Она и сама понимала неубедительность своих слов.

— Это срочная работа! — сердито заметил следователь.

— Необходимо решить сразу несколько проблем: найти способ общения с Юлией; выяснить природу ее таланта и понять, как его можно использовать; создать прибор, какого еще никогда не было. Такое задание нельзя выполнить за полдня. Возможно, вы не сможете получить то, что требуется.

— Лучше бы тебе постараться.

Иризис уронила голову на руки. Ее семью ожидал сильнейший удар — казнь Иризис или, в лучшем случае, высылка в детский питомник.

Иризис ненавидела своих родных за то, что они с ней сделали, но тем не менее стремилась заслужить их одобрение и добиться своего. Известие о ее поступках может разбить сердце матери, что еще хуже, имя Иризис в семейных преданиях окажется запятнанным ложью и мошенничеством. Недобрая память о ней будет храниться до тех пор, пока существуют семейные предания, а на Сантенаре это очень долгий срок. Предания были опорой цивилизации и опорой для каждого человека, все равно, богатого или бедного.

Даже неграмотные крестьяне могли по памяти рассказать историю десяти и более поколений своей семьи. Наиболее богатые семьи записывали свои предания. Дом Стирмов насчитывал в своих записях двадцать шесть поколений, восемьсот семьдесят один год. Все свое детство Иризис проводила долгие часы, заучивая историю своей семьи. Самые могущественные фамилии насчитывали до трех тысяч лет в своих преданиях, и в этих семьях жили летописцы, обязанные записывать новые события и напоминать о старых. Семейные хроники Стирмов четко определили судьбу Иризис. Она не смогла оправдать их ожиданий.

Иризис вышла из кабинета, заперла за собой дверь и заглянула в комнату Ниша. Больной тихо спал, и девушка присела на край кровати. Она провела так немало времени, стало смеркаться. Даже Ниш, всего несколько недель назад добивавшийся ее благосклонности, теперь избегал ее общества. Нельзя винить его, но сам факт оказался неожиданно болезненным для Иризис. Надо бы уйти, пока он не проснулся и не сказал что-нибудь оскорбительное, но Иризис не хотелось никуда уходить.

Она сбросила ботинки и носки и забралась под одеяло. От Ниша исходило приятное тепло. Она зябко прижалась к нему, устроилась поудобнее и заснула. Через некоторое время Иризис почувствовала, что Ниш повернулся и обнял ее за спину. Она осторожно придвинулась ближе, стараясь не причинить вреда раненому горлу.

— Иризис? — прошептал Ниш.

Его голос звучал напряженно, и Иризис расстроилась.

— Да, это я, — ответила она. — Если ты хочешь, чтобы я ушла, только скажи.

Ниш крепко сжал руку, словно соглашаясь с ее словами.

— Ты спасла мне жизнь. Иризис не ответила.

— Что ты здесь делаешь?

— Выбирая между тобой и самоубийством, я остановилась на первом.

— Иризис!

Она всхлипнула, неловко пытаясь скрыть этот звук кашлем.

— Со мной покончено, Ниш. Скоро меня разоблачат как мошенницу, да я такая и есть на самом деле.

— О чем ты говоришь?

Иризис рассказала о слепой чувствительнице и о поручении Ял-Ниша.

— Чувствительница! — воскликнул Ниш, но его голос сорвался на стон, и Ниш бессильно упал на подушки.

Иризис села в кровати:

— С тобой все в порядке?

Его поразила искренняя забота, прозвучавшая в голосе Иризис. В данной ситуации Ниш ничем не мог помочь ей, но она все же беспокоилась о нем.

— По моей шее словно полоснули мечом.

— Рана ужасно неприятная.

Иризис помолчала, глядя на невидимый в темноте потолок.

— Ты когда-нибудь имел дело с чувствительницами?

— Мне приходилось слышать разговоры о них, еще когда я служил писцом, хотя и никогда не встречался ни с одной.