— Да, вывод неизбежен, товарищи солдаты и сержанты срочной службы, но мы сюда ещё вернёмся!

Все просто опешили!

— Зачем? — спрашивали его.

— Чтобы продолжить начатое, помогать дружескому афганскому народу строить социализм!

Он, что, идиот? С куриными мозгами!

Следующим этапом была передача всего бензинового автотранспорта дружеским воинским частям. Пришлось немного «подшаманить» сломанный, но не списанный пока ещё хлам. Если машина была на ходу, то её передавали с закрытыми глазами на многие серьёзные неполадки. Так, Костя-Пастух на ходу спрыгнул со своего «газика», отдав управление радостному брюнету в темно-зеленой полевой форме, тот не понял сразу, что тормозов у машины нет, и укатил в своё подразделение. Передача была больше формальностью, списывали технику, передавали старое вооружение и транспорт. Готовили к вывозу ракетные комплексы, которые хранились в капонирах дивизиона.

Однажды механики-водители отбыли в командировку, перегнали от границы несколько старых «БТРов» и «БМП», была выплачена денежная премия, которую на руки не выдавали, а просто отвезли ребят в дукан, «отовариться». Самым ходовым товаром были часы, имитация дорогих швейцарских «Ролексов», «Ориентов» и хороших японских фирм.

Пользовалась спросом бытовая техника и видеоплееры, но кто даст советскому солдату купить дорогую аппаратуру, когда офицеры днём и ночью ищут способ легкой наживы! Конечно, там покупались простые бритвенные машинки «Бош» с модными плавающими лезвиями. Для подруг и матерей брали нарядные женские платки с «люрексом», себе — индийские дипломаты с кодовыми замками, спортивную обувь и джинсовые костюмы невероятно-сиреневого цвета «выварки», производства «Кабул — подвал». Большим спросом пользовались пакистанские цветные открытки с артистками кино и приколами из жизни животных, в частности с обезьянами. Обязательным атрибутом такого «дембельского» дипломата было махровое полотенце, типов их было несколько, но такие, как «штатовские», «звёздные — полосатые флаги» не разрешалось брать даже офицерам, считалось непатриотичным такое поведение. Конфискованные у рядового состава такие полотенца вывозились как сувениры.

К Новому году несколько машин тяжелой техники выводят в командировку, они уже не вернутся в часть, потому что сама часть будет подтягиваться в те северные края, куда устремились эти «Шилки», «Стрелы», «МТЛБшки» и «Боевые Машины Пехоты». Всех предупреждают, что «вывод» не за горами, следует готовиться к передаче позиций и имущества дружеским афганским частям. Сразу поползли слухи о том, что ничего оставлять не нужно, в южных провинциях оставленные казармы сразу разграбили местные мародёры, которые как татарские, монгольское полчища выскребли всё подчистую. По распоряжению зарыли лишний боекомплект, который считался почему-то «неликвидным». Это происходило так: в свежевырытую большую яму сносили детали приборов от машин, старые цинки с патронами, другое содержимое кладовок, всё это засыпалось, утрамбовывалось, минировалось, обкладывалось дёрном для маскировки.

Готовились машины, они обшивались большим количеством ящиков, вязанками дров, палатками и тентами. Готовились фургоны для машин «связи», там ставились печки-«буржуйки», вешала для постелей, гамаки, телевизоры и радиоприборы по прямому назначению. Дорога была неблизкой, говорили, что сеть отстойников и полевых лагерей — вот что ждёт в пути колонну, обо всем следовало позаботиться заранее. Готовили продукты, полевую кухню, дрова, цистерну с водой, прицепы с боекомплектом и палатками. Короче, это, скорее всего, напоминало цыганский табор, чем боевую часть.

Но люди, умудренные житейским опытом, считали, что лучше заранее самим о себе беспокоиться, чем бегать потом по чужим частям с вечно протянутой рукой. А лишнее выкинуть никогда не трудно. Так протянулся ещё почти месяц, пока одной холодной январской ночью не подняли всех «по тревоге». Не спеша скатали постельные принадлежности, вытащили вещмешки, а запасные матрацы и одеяла уже лежали в машинах, получили оружие, бронежилеты, автоматные «рожки», окинули казармы прощальным взглядом и укатили, сделав круг почета по территории дивизиона!

Какая-то машина как бы случайно заблудилась и проехала по КП, протаранив сначала стену домика, а когда вышка над ней накренилась, та с грохотом раздавила и её остатки!

«Поехали» — почти команда, а звучит так по-домашнему, так «по— Гагарински». Колонна выходит из родных ворот, так остаются за поворотом база ГСМ, место, где находился полковой хлебный комбинат. Ещё поворот, объехали территорию полка. Потом промелькнуло расположение соседей «ВДВ-шников», и все присоединились к общей колонне. Дивизион — это всё, что осталось и поместилось тогда на колеса. Две «Шилки» — самоходные зенитные установки. Две «Стрелы» и одно «МТЛБ». Три «БМП». Два крытых фургона, два крытых «Камаза», две машины марки «Краз» (один «наливник», один тягач). Имелись прицепы, водовозка, бочка-прицеп, ПК-прицеп, то есть «полевая кухня». И ещё пара машин. Карбюраторная техника была передана по факту договора. Где-то впереди ждали две «БМП» и одна «Шилка», они находились на задании. Дорога по городским ещё кварталам тянется мучительно долго. Где-то, по недоразумению, нет общего оцепления. И там сразу «бачата» лезут к машинам, прямо под их гусеницы. Идущие тяжёлым «маршем» машины скидывают ход, теряют скорость. Им кричат:

— Барбухай, Союз! Барбухай, Шурави!

И кидают камни, в ответ только сыпятся проклятия, угрожают оружием! Потом вырвались, пронеслись дальше! Вот первый отстойник, по периметру ограждение проволокой, отдельно палаточный городок. Всех выстроили в ряд, тяжелая техника отдельно, грузовая техника отдельно — всё в составе полка, «водовозка» и «наливник» для обслуживания. Тут же выдают «сухой паёк», его «зенитчики» убирают про запас, так как у них уже работает своя кухня, и повар Вася начисляет кашу. У них есть вода, можно мыть котелки, умываться, даже офицеры обслуживаются отдельно, не так, как у других. На вечерней поверке, майор из полка требует от «камазистов»:

— Убрать все эти «интим»-за на вески!

Это шофера на ночь даже рули поснимали, окна занавесили — теперь им запретили. Олег слил бензин, нагрел под лампой ведро воды, отнёс в офицерскую машину, это его обязанности. Водитель не узнает, что такое происходит, а то бы не разрешил бы никогда. — «Но кто, его тогда бы спросил?»

Почти каждый боец заступает на два часа на пост. Все пошли спать в палатку, там стоит печь, её нужно топить, это тоже для всех по очереди. Утром должны ехать дальше. «Отстойник» — это голое место, ограждённое проволокой, тут чужих никого нет, но тишина обманчива, там, в темноте кто-то вечно бродит, пасёт овец, разбирает остатки чужих домов и солдатских казарм, колотит стёкла. Где-то, чуть дальше люди жгут костры, роются в мусоре.

В Клайпеде Олег зашёл в продовольственный магазин. Купил булочку и кефир. Там уже действовала система «Свой — чужой», нужно было показать прописку или продовольственную карту. Такое местное удостоверение. Продавщица долго таращила на него глаза, не могла понять, во что он одет. Его экспериментальная форма тут была пока в новинку. Потом до неё дошло, что он тот, «афганец». Она запричитала от радости, что сейчас ребята вернутся и наведут тут порядок. Олег знал, что национальное самосознание литовского народа достигло небывалого пика. Но ему все эти интернациональные игры уже надоели, хотелось просто жить.