Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Беспомощно обернулась к водопаду, вслушиваясь в шум воды. Будто надеялась, что она нашепчет хоть какой-то ответ. Хоть что-то менее унизительное и жалкое, чем вырвавшееся у меня:
- Там мама…
Только вряд ли она согласится снова ею побыть.
- Я не знаю, куда идти. Не знаю!
- Иди ко мне. Тебя любит не она, а я. Не уходи снова. Тебя ждут не там. Вот так бросишь Бастиана?
- Я не хочу жить без тебя. Если с тобой что-нибудь случится, я уже решил, что останусь драконом. Не хочу снова скучать по тебе. Будет у нас новая легенда. О том, как влюбленный в богиню дракон отказался быть человеком.
- Вы так долго убеждали меня, что любите друг друга, а не придуриваетесь. И что? Уйдешь, не попрощавшись с ним? Так это не любовь, Деллин Шторм. Брина ди Файр проклянет тебя так, что достанет и до подземного мира. А об Аннабет не хочешь подумать? Она там, бедная, в озере сидит. Надо подтолкнуть ее к отцу, они же заслужили друг друга найти. А крылогонки, Деллин? Неужели ты так и не попробуешь, что это такое? Ты мечтала о них с первого курса, и просто так откажешься?
- Крылогонок больше нет. Школ нет. И крыльев тоже…
- Хочешь сказать, оставим всех этих недомагов неучами? Катарина не сможет руководить страной, полной идиотов.
- Он же ее убил. Убил Лорелей.
- Мы не можем спасти всех. Лорелей сделала свой выбор, когда ушла из школы. Я предупреждал, что ей не жить, но ее никто не смог бы удержать.
Крост посмотрел на меня с сочувствием – и показалось, будто я снова в школе. Пытаюсь справиться с магией и прошлым, а он в привычно ироничной манере подталкивает в нужную сторону.
- Деллин, они погибнут, если ты мне не поможешь. Не смогут жить в новом мире. Никто из них, кроме, вероятно, Бастиана. Этого ты для него хочешь? Оставшийся совершенно один дракон на останках сгнившего мира? Иди сюда.
Он протянул руку.
- Ты ведь чувствуешь пустоту из-за брата. У тебя забрали крошечный кусочек души и наделили его разумом и телом. Представь, если заберут половину. Представь, что я буду чувствовать без тебя и во что превратится Штормхолд. А Земля? Мы должны защитить ее, она ведь беззащитна перед темной магией.
Сил сопротивляться уже не осталось, я сделала несколько шагов к нему и охнула: ноги заледенели и затекли. Прежде, чем я свалилась в воду, Кейман успел меня подхватить. Вытащил из воды, прижал к себе и закутал в плащ, уткнувшись носом в мои волосы. От него пахло озоном и травами.
Я устала плакать, но не могла остановиться, как будто внутри что-то прорвало.
- Прости! Прости-прости-прости! – сквозь всхлипывания сказала я. - Прости! Я не хотела, я не знаю, я испугалась…
- Тихо. Хватит плакать.
- Вы меня защитили, а мне показалось, что я сейчас сорвусь!
- Деллин, – улыбнулся Кейман, – знала бы ты, сколько раз мне так казалось. Что гори оно все огнем, если я не достоин покоя, то пусть весь мир катится в хаос. Но мир ведь не так уж плох, да? В нем есть драконы. Один конкретный. Который тебя ждет.
- И демоны, - тоже улыбнулась я. - Одна конкретная.
- Да, и сирена. Очень конкретная и очень злая.
Он крепче сжал меня в объятиях, коснувшись губами виска, и я поняла, зачем брела к водопаду. Вот за этим чувством, что тебя любят. За тем, кто обнимет, даже если ты только что чуть не совершила непоправимое.
Только шла не в ту сторону. Опять.
- И богиня. Вредная, ещё маленькая, как говорят в твоем мире, максималистка. Но очень-очень родная. Без тебя я тоже не согласен жить. Ты привносишь в мою реальность определенную долю непредсказуемости и разнообразия.
Помолчав, Крост погладил меня по волосам и ласково проворчал:
- Зачем волосы обрезала, дурочка?
- Не знаю, - вздохнула я. – Что мне нужно делать? Ты сказал, тебе нужно помочь.
- Ты уже делаешь. Посмотри.
Я оторвалась от его груди, чтобы оглядеться. Там, где мы стояли, будто кто-то кистью накладывал краски. Как в фотошопе, оживляя природу замысловатым фильтром. Кошмарную мрачную ночь превращая в сияющий солнцем полдень. Возвращая оскверненной Акорионом земле ее душу.
- Как это… как это выходит? – пораженно ахнула я.
- Ты сегодня видела, на что способны наши силы по отдельности. А вот на это – вместе. Все еще не знаешь, для чего мы с тобой существуем?
Я чувствовала, как на кончиках пальцев пульсирует магия. И чувствовала мир… хотя нет, я была им. Мое сердце билось в такт сердцу Штормхолда. Можно было закрыть глаза и услышать его шепот. Густую и роскошную зеленую листву, как длинные тяжелые кудри, вены из рек, дыхание из чистого неба. Прикосновения солнца, такие же мягкие, как касания рук.
Магию стихий, бьющуюся в сердце Кроста. Магию жизни и смерти, заключенные внутри меня. Свет и тьму, сплетающихся в единый узел.
Это не было похоже ни на что, виденное ранее, что-то неподвластное мне, слишком похожей на людей. Нечто очень сильное и древнее.
Впервые за много лет я поняла, что такое быть богом.
Солнечным зайчиком день промелькнул над нами, обнажив ночное, усыпанное звездами небо. Посмотрев наверх, я ожидала увидеть три привычных спутника, поэтому изумленно ахнула, когда на абсолютно чистом темно-синем полотне гордо сияла большая белоснежная луна.
Такая же, как во снах о Земле.
Ощущение живого мира внутри меня кончилось так же резко, как и появилось – жизнь снова наполнила Штормхолд. Вместе с ней утекли и остатки сил. Земля под ногами закачалась, и я не стала сопротивляться манящей темноте.
Терять сознание совсем нестрашно, если есть, тот, кто не позволит упасть.
- Деллин! Деллин, проснись!
Открыв глаза, я увидела улыбающуюся Брину.
- Поздравляю, красотка, последний день свободной жизни! Спать до обеда сегодня тебе непозволительно. Выспитесь после свадьбы.
- Ты здесь? Я думала, ты осталась во Фригхейме… Брина, это небезопасно!
- Ты, похоже, выпила куда больше, чем я думала. Шторм, очнись! Какой Фригхейм? Ты не билась головой? Черт, текила вчера, кажется, была лишней. Давай не будем говорить Дейву? Он обязательно скажет «я же говорил», самодовольно хмыкнет и никогда больше не пустит тебя к нам.
- Дейву? Кто такой Дейв?
- Деллин, ты пугаешь меня.
Я нахмурилась и села в постели, потерла глаза, но Брина не исчезла и не перестала придуриваться. Как же я была рада ее видеть! Живую, здоровую, красивую, идеальную. Темно-красное платье облегало фигуру, в которой не было ни следа болезненной худобы.