В дни путча он издал указ о снятии с этого поста Леонида Кравченко, а временно назначил туда меня. Но острота момента прошла, и совмещение двух должностей — министра и председателя — выглядело противоестественно.

— Рекомендую Егора Яковлева, — сказал я. — Мы с вами уже говорили на эту тему.

— А Михаил Сергеевич настаивает на Эдуарде Сагалаеве, — ответил Ельцин. Достойная кандидатура, профессионал, — согласился я — Хороший был бы тандем: Яковлев и Сагалаев. Но это не нам с вами решать, а президенту СССР.

— Почему не нам? Я поддерживаю ваш выбор, — сказал Ельцин и положил трубку.

Через пару дней вышел указ Президента Советского Союза о назначении Егора Яковлева председателем телекомпании «Останкино». Последнее слово осталось за Ельциным. Горбачев поговорил с Яковлевым о Сагалаеве, и тот сделал его своим первым замом.

Вспомню в этой связи один побочный эпизод. Через несколько месяцев пришел ко мне Яковлев.

— Старичок, — сказал он. Егор всегда так обращался, когда хотел добиться своего. — Я не могу больше работать с Эдиком. Он тянет одеяло на себя и мешает. Разреши мне его уволить.

— Печально все это, — ответил я Егору. — Два хороших человека, а ужиться не можете. Поговори с ним еще раз. И здесь не нужно мое разрешение. Ты Эдика назначал, только ты вправе его уволить. Но лучше все-таки, когда вы вместе.

Яковлев ушел. А потом мне рассказали, как он позвал к себе Сагалаева и с печалью в голосе произнес:

— Старичок! Ты знаешь, как я тебя уважаю и готов работать с тобой. Но Полторанин категорически против тебя и требует увольнения. Сделать я ничего не могу. Придется тебе уйти.

Сагалаев не стал выяснять отношений — ушел. В отместку его люди сказали Хасбулатову, что я запретил журналистам «Останкино» выпускать его в эфир. Чего, естественно, не могло быть даже по техническим причинам. А я гадал, с чего вдруг Руслан Имранович надулся на меня. О, сколько копошилось таких мелких интриг в подвалах политики! И занимались-то ими подчас достойные люди. Они свои поступки интригами, по-моему, не считали. В такой среде выросли.

А Михаил Сергеевич с Борисом Николаевичем ставили между тем последние точки в демонтаже Советской державы — сначала упразднили правительство страны, очистили Верховный Совет СССР от несогласных депутатов, а в него по списку Бурбулиса кооптировали русофобов со стороны. Затем с помощью созданного ими Госсовета подорвали мощным зарядом несущую конструкцию всей социально-экономической системы Советского Союза так называемую девятку. «Девятка» — это детище главы правительства СССР Алексея Косыгина, созданное им в процессе реформы 1965 года. После известного «обрезания» Хрущевым советской армии в 61-м мы начали отставать от США в обороноспособности по многим параметрам. Американцы собрали все силы в единый кулак, а наши военные разработки были разбросаны по предприятиям множества ведомств. Что снижало результаты.

И Косыгин тоже сгруппировал силы под один знаменатель. Было создано Министерство общего машиностроения — в нем сосредоточились работы по ракетно-космической технике. В увязке с ним действовали министерства оборонной промышленности, авиационной промышленности, радиопромышленности, электронной промышленности, электротехнической промышленности и приборостроения, судостроительной промышленности, химической промышленности и среднего машиностроения. Они и составили «девятку» военно-промышленного комплекса.

Страна достигла паритета с США и кое в чем опередила их. К тому же, с годами, предприятия «оборонки» стали локомотивом экономики Советского Союза — там сосредоточились лучшие научно-технические разработки и кадры. До % всех НИОКР (научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ) производилось в сфере ВПК. Там же выпускалась качественная гражданская продукция: телевизоры, холодильники, пылесосы, электроплиты и проч.

Хорошо это или плохо, когда даже товары ширпотреба выходили из цехов ВПК — дело другое. Но так было: на «девятку» опирались и оборона страны и весь технический прогресс. Одномоментная ликвидация «девятки» означала полное уничтожение высокотехнологичной экономики.

Но именно это и сделал Госсовет 14 ноября 91-го по команде Михаила Сергеевича и Бориса Николаевича он упразднил все перечисленные мной министерства, кроме Минсредмаша. Предприятиям «девятки», ее конструкторским бюро, институтам перекрыли финансирование еще раньше — их попросту бросили на произвол судьбы. А там работала четвертая часть населения страны.

И что в итоге? Ценное оборудование с заводов стали выламывать и сдавать в металлолом, а миллионы классных конструкторов, инженеров, технологов подались в челночники. Несколько тысяч специалистов вынудили уехать за рубеж.

Среди них должен был оказаться и директор Института физико-технических проблем металлургии и машиностроения в Новосибирске Лев Николаевич Максимов. Он выдающийся изобретатель — автор проекта подземных атомных электростанций с использованием тория вместо урана. Нефтегазовые месторождения истощаются, залежи урана остались в Узбекистане и Казахстане, а тория в России очень много. Но главное — ториевые реакторы надежны и безопасны: в случае любого теракта, любой аварии исключают радиоактивное излучение и не образуют плутония в процессе использования. А значит, снимают проблему утилизации отработанного ядерного топлива. Немного урана, причем высокообогащенного оружейного нужно только в качестве запального элемента в ториевых реакторах.

Максимов начал стучаться в двери московских инстанций, когда эпидемия ликвидаций катилась по всей стране. Никому до него не было дела. Зато однажды к нему пришли эмиссары Бнай Брита (представились «уполномоченными от особо влиятельных сил») и предложили уехать в одну из стран на выбор — Америку, Израиль или Канаду. Там очень заинтересованы в его изобретении: он может спокойно продолжать работу, а на России пусть ставит крест. Максимов отказался («никакими деньгами меня не купишь») и даже написал заявление в КГБ. Ноль внимания. Но после этого на него дважды нападали и дважды избивали до полусмерти: один раз приговаривая: «Уезжай из России. Не запалишь ты здесь свои реакторы — урана не найдешь», а другой — уже молча ударили кастетом по голове.

— Я сейчас имею основание говорить, — сделал заключение Лев Николаевич, — что многие уехали за рубеж не по доброй воле.

Институт Максимова был ликвидирован, а все материалы по прорывным изобретениям, подготовленные к патентованию за рубежом, — похищены. И фраза палачей: «Урана не найдешь» наполнилась смыслом, когда он узнал о договоренностях Ельцина с Клинтоном. По этой договоренности в феврале 93-го Черномырдин подписал документ о продаже США за копейки всех запасов российского высокообогащенного оружейного урана, извлеченного из ядерных боеголовок. Такого урана страна со времен Сталина накопила 500 тонн (а США, начиная с 1945 года, произвели 550 тонн). Ничего у нас теперь не осталось: нечем ракеты оснастить, нечем Максимову запалить Ториевые реакторы.

Не нужны будут новым хозяевам недвижимости под названием Природные Богатства России ни ядерное оружие у нас, ни высокие технологии, ни изобретатели экстра-класса. Им нужен сырьевой придаток по типу нищих полуграмотных африканских стран. И Ельцин с Горбачевым спешили довести нашу страну до этой кондиции. В начале своих заметок я часто противопоставлял двух этих политиков. Потом все больше начал смещать их в один ряд. Это не прихоть автора. Это отражение реального психологического сдвига, когда оба лидера дрейфовали навстречу друг другу и сблизились окончательно.