Они шли довольные и вечером и своей молодостью, любовались городом, не сознавая этого, и на душе у них было радостно и легко.

– Всё хорошо, – сказал Славка вслух.

– Всё хорошо, – подтвердил Вадим. – И Зайцев не напился.

«В твоем доме было пусто и холодно. Таял лед в выключенном холодильнике. Констатировав крах мифа о твоем „экономическом чуде“, мы решили покормить твою жену. Для чего послали Зайцева в ближайший гастроном. Слава работникам Октябрьского райпищеторга, не оставившим нас в беде!

Береги жену, Мокашов. Береги честь смолоду. Береги московскую прописку. До новых встреч в очередной День космонавтики. Ур-р-ра».

На этом письмо закончилось.

Последние полчаса самолет летел над тайгой. Летел вопреки её неписанным законам звериной мудрости и извечной осторожности, шумом упреждая своё появление. Грохот моторов раскатывался вдоль таежных речек, цеплялся за деревья, увязал в непроходимых зарослях. Ветки поначалу впитывали звук, колыхались неистово, в резонанс, затем уставали и успокаивались. Но ещё долго дрожал в воздухе расплывающийся самолетный вой. В безликом, монотонном звуке не было ни задыхающейся усталости, ни животной радости приближения к дому. Был только ровный механический шум, и лишь привычное ухо пилота могло уловить в нём какие-то перемены.

Они разговаривали, хотя в салоне было шумно. Маэстро, не слушал, но всё, о чём говорилось, его касалось. Ему казалось, что всё меняется и изменилось уже.

… Регина, в снах его кланялась на шоссе или кормила голубей на площади у дворца культуры в Краснограде… Трепещущие голуби взлетали с её рук…Но сквозь неё уже всплывало другое незнакомое пока лицо, нежное и загадочное.

«Забавно в мире устроено. Он может стать обладателем Ломоносовской премии или лауреатом, и не быть счастливым человеком, как, например, Чембарисов. Судьба, словно магистральная автодорога и на ней очень мало выходов, но они есть и ими нужно пользоваться».

– Вадим Палыч, а можно отгулы оформить? – спросил Маэстро.

– Для чего, Юра?

– Мне нужно вернуться.

– Что по ТП соскучился? Не все тюльпаны собрал?

– А представляете, почём тюльпаны нынче на рынке? – вмешался Славка.

– Зачем, Юра?

– Нужно.

– Что, Юра? Вспомнил справочную красавицу ГВФ? – спросил Славка. – Я ей говорю: вон, видите, космонавт? Голова, как пивной котел. А она: не может быть, космонавты – летчики. Тогда я ей фотографию показал: мы у ракеты с Гагариным. Поверила. «Давайте, говорит, я вас в депутатский зал проведу».

Все рассмеялись. Но Маэстро не слушал их. Что-то огромное, невообразимо сильное подхватило его, развернув не по правилам, как в невесомости. И перед глазами возникло улыбающееся лицо. Цветы в корзине. Много цветов… Косынка надвинута на глаза. Улыбка скептическая и волосы длинные, по плечам. Платье оборками снизу и босиком…

Что он наделал? Он просто не сделал ничего, а так нельзя и что ему делать теперь?

Вышел второй пилот и закричал, несмотря на самолётный шум:

– Сейчас же по местам. Разбалансируете самолет.

– Где мы летим? – спросил Вадим.

– Пролетели Уральские горы.

– Пролетели Гипербореи, – сказал Вадим.

– Что?

– Гипербореи – Уральские горы.

– А, – сказал пилот.

– Отчего это так шумит? – поинтересовался Взоров.

– Может это у кого в животе бурчит? – сказал Вадим. – Закурить не найдется?

Они покурили, и пилот вернулся в свою в кабину.

Самолёт вызвал у диспетчеров беспокойство, пропав с экранов радаров. Но такое не раз случалось. Плохо просматриваются эти места. Существует какая-то аномалия. А с моторами мудрили перед вылетом, задерживая вылет, и пора, в конце концов, менять изношенный парк. Самолёт теперь опять пропал с экранов.

В этот день отдел кадров объявил очередную проверку. Табельщицы, заметно стесняясь, занимали намеченные места. Они должны были отметить время прихода. А потому их поставили на основных направлениях, чтобы успеть, когда повалит народ.

В комнату теоретиков непрерывно звонили:

– Чембарисова, Зайцева.

– В командировке.

– А Вадима Палыча?

– Ещё не пришел.

Теоретиков давно уже пересадили в просторную общую комнату, и все их привычные аксессуары перекочевали на её стену. И орангутанг Буши, и календарь с Линдой Кабальеро, а за Маэстро висела пустая рама, и на стене несколькими штрихами был нарисован овал и три волоска. Но сходство было, и все безошибочно узнавали. На сейфе громоздился трухлявый обрубок с надписью: И-го-го.

В комнате было пусто. На просторном столе Вадима наносил на широкий лист миллиметровки точки машинного расчета Тумаков. Он был не в духе. Перед уходом на работу он обнаружил исчезновение детской коляски, оставленной как всегда в подъезде под лестницей у стены. «Может, пошутили? – подумал Тумаков. – Или вкатили по ошибке?» Коляска была неудобной – большой и громоздкой, и совсем не нравилась Тумакову. Но не новую же покупать.

Из-за истории с коляской, он опоздал в проходную. И хотя на рабочее место он явился ровно за минуту до звонка, нужно было писать объяснение.

На стене перед ним висела карта Луны и листок с телефонами. Половину фамилий можно было вычеркнуть: ушли с предприятия. Но и справа и слева было множество приписок. Над столом висела металлическая пластина: По склону не ходить.

Зазвонил телефон:

– Взорова.

– Что, Взорова? – недовольно спросил Тумаков.

– Попросите Взорова.

– Не могу я попросить Взорова, – жестко сказал Тумаков. – Позвоните попозже.

Заглянул Воронихин.

– Кто у вас вместо Вадима Павловича?

– Вася, – сказал Тумаков, но тут же поправился и фамилию назвал.

Васю Зотова по прозвищу Мешка Сказок каким – то временным распоряжением недавно перевели к ориентаторам, и он остался даже в роли старшего вместо Вадима. Он понимал: это – временно и занимался только хозяйственными вопросами, а в дело не вникал.

– Скажите, пусть зайдёт ко мне. А вы возьмите эскизный проект «гибрида» и тоже зайдите.

Тумаков уныло кивнул. «Жалко нет Маэстро и Вадима нет. Где они застряли? Не с кем посоветоваться».

С Маэстро он неизменно советовался. Улетая на ТП, Маэстро оставил ему листок. В него Тумаков не смотрел до тех пор, пока не зашёл в тупик. А взглянул и надо же: в листке он увидел выход. Он даже сперва расстроился, решил: «подарок с барского плеча». Но ведь в концов получилось, вышло, и не хотелось отвлекаться. Однако приказ есть приказ. И он побежал в спецотдел брать эскизный.